Владимир Панин - Карельский блицкриг [litres]

– Сами заварили кашу, пусть сами и расхлебывают, – прокомментировал вождь свое решение наркому Ворошилову, и тот с ним был полностью согласен.

Неудачи советских дивизий при штурме укреплений на Карельском перешейке лились бальзамом на сердце финского народа, и в первую очередь жителей их столицы.

Налет советской авиации на Хельсинки произвел на них гнетущее впечатление. И пусть урон от советских бомб для столицы был минимальным, но их свист и звук разрывов заставили приуныть ее жителей. Одно дело митинговать и слать проклятья врагу, когда война идет где-то далеко и представляет собой абстрактное понятие. И совсем иное дело, когда бомбы врага падают на твой город, твою улицу, твой дом и от их взрывов гибнут твои соседи и хорошо знакомые тебе люди.

Запах гари и тола, вид крови и страдания хорошо прочищают затуманенные пропагандой мозги, и в них сразу появляются крамольные мысли: «а все ли правильно делает наше правительство? А вдруг что-то пойдет не так и не сегодня-завтра русские придут сюда?»

Успехи на фронте, а точнее неудачи дивизий противника взбодрили приунывших финнов. Произошел всплеск новой волны патриотизма, который принял довольно забавные формы.

В качестве главного объекта врага финского народа стал почему-то не Сталин, а нарком иностранных дел Молотов. Возможно, это было связано с тем, что Вячеслав Михайлович на переговорах в Москве занимал самую жесткую линию в отношении финской делегации. Так или иначе, но именно его персона стала главным объектом нападок со стороны финской пропаганды.

Именно на него финские газеты рисовали всевозможные карикатуры. Изобретение финской оборонки, зажигательная смесь, выпускаемая в бутылках из-под лимонада, получило название «Коктейль для Молотова».

В срочном порядке финские музыканты и композиторы написали песню «Нет, Молотов!», которая стала необычайно популярна среди финнов. Для поднятия настроения населения правительство выпустило тысячи грампластинок с ее записью, которые были отправлены на фронт, в первую очередь защитникам линии Маннергейма. Подобный подарок пришелся по душе простым финнам. Сидя в теплых казармах и казематах дотов, они чуть ли не каждый вечер крутили пластинки на присланных вместе с ними патефонах и веселились от души.

Доходило до того, что горячие финские парни пытались танцевать под нее. Обмотав белыми платками руку, что означало, что это «дама», они давали волю своим чувствам. Энергично стуча сапогами по бетонному полу и громко подпевая пластинке «Нет, Молотов! Нет, Молотов!», они спешили насладиться жизнью.

Решение советского правительства начать военные действия застали финнов врасплох. Миролюбивая политика Сталина на московских переговорах сыграла с ними злую шутку. Полностью уверенные в том, что их вызывающие действия останутся полностью без ответа, что московский горец не решится начать боевые действия против своего агрессивного соседа, правители Финляндии были ошеломлены грянувшим над их головами громом войны.

Да, они были готовы к началу войны. Более того, они хотели ее начала, но когда война произошла, они напугались. Напугались, как малые дети, которые ожидали, что зажженный ими огонь будет тих и послушен, но внезапно налетевший ветер раздул пламя и погнал его на самих поджигателей.

Первые двое суток президент и его кабинет находились в подавленном состоянии. То, что русские перешли границу и стали атаковать финские войска не в одном, а сразу в трех местах и крупными силами, повергло их в страх и уныние.

Мало кто из членов правительственного кабинета за это время сумел сомкнуть веки и поспать более трех часов. Все в напряжении ждали известий с границы. Сразу возникло множество проблем и недочетов, связанных с подготовкой к предстоящей войне.

Оружия оказалось не так много, как того хотелось, подготовка новобранцев шла низкими темпами, да и настроение у солдат оставляло желать лучшего. Всё это в наслоении с внезапностью начала боевых действий сильно давило и угнетало президента и членов его кабинета. Всем казалось, что страшный русский медведь одним ударом прорвет карельские укрепления и двинет свои дикие орды и армады на беззащитную финскую столицу.

Когда завыли сирены воздушной тревоги и первые бомбы врага упали на Хельсинки, пагубное настроение только усилилось. И пусть вместо военных складов и прочих важных объектов русские разбомбили завод по производству лимонада и одну из городских бань, страх от смрадного запаха войны, что пахнул тебе прямо в лицо, только усилился.

Сразу заговорили, что вслед за бомбежками столицы русские могут высадить воздушный десант в пригороде Хельсинки.

– Вы только подумайте! Все войска на перешейке и на Ладоге, а в столице никого! Одни только полицейские! Стоит Сталину высадить с самолетов одну дивизию, и наша столица взята! – с негодованием говорили одни.

– Да что там дивизия, достаточно одного полка, чтобы взять нас голыми руками и подписать капитуляцию! – раздраженно вторили им другие.

– Маннергейм! Вот кто нас спасет от большевиков!! Маннергейм!!! – кричали третьи в этом визгливом хоре напуганных взрослых детей, и все были с ними согласны.

С первых дней войны почти все население страны видело в старом фельдмаршале своего спасителя.

– Маннергейм остановит русских, как это в свое время сделал Гинденбург. Ему следует вручить жезл главнокомандующего финской армией! – говорили на каждом углу столицы и Финляндии.

Откажись старый полководец брать бразды правления войсками в свои руки, вспомнив все прежние обиды, полученные им от правящего кабинета, и дух финского воинства сразу же упал бы до нулевой отметки, а ход войны, возможно, пошел по-иному. Однако Маннергейм не скатился до мелочного сведения старых счетов. Сделав над собой усилие, он пошел навстречу воле народа и согласился встать во главе армии.

Именно Маннергейм и тот бардак и неразбериха, что творилась в соединениях РККА, позволили финнам пережить трудности первых дней войны.

Иностранные утешители и воздыхатели появились перед президентом страны только на третий день начала войны и с ходу стали петь оды стойкости финнов и мудрости господина президента, сделавшего первым шаг навстречу Маннергейму.

– Проницательность вашего ума, господин Каллио, видна во всех ваших действиях. Какая проникновенная речь к своему народу о начале войны. Скажу честно, не каждый из ныне действующих правителей Европы был бы способен так четко и емко довести свой посыл до сознания людей. Многие наши политические деятели назвали вашу речь блистательной! – упоенно ворковал французский посланник.