Александр Харников - Между львом и лилией [litres]

Врал он, такое сложилось впечатление, только об одном – он клялся и божился, что именно Брэддок приказал ему уничтожить Аткваначуке, а он был очень даже против этого. Но он не учел, что Оделл успел многое рассказать и про Вашингтона, который люто ненавидел индейцев, и про Брэддока, который планировал по возможности избегать конфликтов с местными племенами.

Разобравшись с «долларовой бумажкой», ребята еще раз попробовали допросить второго – человека без имени, одетого в бело-зеленую униформу. Но тот молчал и тогда, когда к нему начали применять меры силового воздействия. Даже на заданный ему вопрос об имени и звании лицо «бело-зеленого» оставалось невозмутимым. Подполковник Вашингтон, когда ему показали второго пленного, определил по форме, что тот принадлежал к нью-йоркскому ополчению, но жалобно добавил:

– Джентльмены, да откуда я могу знать его имя? Я даже не помню, как зовут того, кто ими командует – то есть командовал. Но про все, про что я знаю, я вам расскажу – только не убивайте меня!

Ну что ж, убивать их Хас и его люди и не собирались. А вот что решит сделать с ними совет вождей – это другой вопрос.

Когда Хас дал понять сасквеханнокам, что допрос окончен, пленников привязали к столбам на центральной площади деревни. Кузьма пояснил им, что если Совет решит сохранить жизнь одному из них, то его отвяжут, как уже произошло с Вильсоном. Но не успел Хас войти в хижину Совета, как из одного из сохранившихся длинных домов, в которых женщины собирали то, что племени предстояло взять с собой, вышла Серая Цапля. Увидев второго пленника, сахема побледнела, подбежала к Хасу и стала что-то ему объяснять на своем языке. Сопровождавшая ее Василиса перевела – оказалось, что Серая Цапля знает этого человека и просит разрешения с ним поговорить.

К всеобщему удивлению, пленник прервал свое молчание и сказал по-английски:

– Я согласен говорить с Серой Цаплей, но прошу вас, чтобы, кроме нее, здесь никого, кто бы знал язык сасквеханноков, не было.

Хас кивнул и попросил Василису отойти. Вашингтон заверещал:

– Видите, он агент этих индейцев! Остановите его!

Кто-то из ребят посмотрел на него так, что тот заткнулся, а пленник и сахема заговорили на мелодичном языке племени. Минут через десять она подозвала Василису и заговорила, а та переводила ее слова:

– Бабушка этого человека – из деревни Лисиц, в которой ранее жила Серая Цапля. Когда умер его отец, его мать поселилась в деревне, и мальчик и его сестры росли, как все Лисицы. Но однажды они исчезли. А потом один из друзей Саракундетта, выпив огненной воды, похвастался, что она переспала с ним, Саракундеттом и еще одним их дружком. Серая Цапля сразу почувствовала неладное – женщина эта была очень порядочной вдовой и не раз отвергала ухаживания Саракундетта. А затем она пропала с детьми, и одновременно куда-то делись Саракундетт и его друзья. Когда они вновь появились в деревне, Саракундетт рассказали, что они ходили на охоту, но мне показалось странным, что никакой добычи они не принесли.

– Спроси у нее, почему Саракундетт стал главой клана Лисиц.

– Саракундетта и его друзей мало кто любил, но Саракундетт был сыном вождя. Потом, когда почти вся деревня вымерла, многие решили, что его кандидатура – лучшая. Тем более что оба его друга, которых ненавидели намного больше, умерли от оспы.

– А что рассказал этот человек?

– Что он успел убить только Саракундетта. Не потому, что не хотел – он был воином и выполнял приказ. Но он не знал, что в деревне жил народ его бабушки. И тем более не был готов воевать с женщинами и детьми. Поэтому он считает, что если его сожгут у столба, то по заслугам.

Хас чуть подумал и сказал:

– Спроси у него, готов ли он остаться с народом своей бабушки и защищать его.

Василиса перевела ответ:

– Он говорит, что не нуждается в милосердии.

– Пусть Серая Цапля скажет ему, что это будет не милосердие, а искупление вины перед его народом. И что мы видели его в бою – он хороший воин. Мы хотим, чтобы он так же мужественно воевал, чтобы они жили.

Пленник долго думал, потом сказал по-английски:

– Хорошо, если Совет решит сохранить мне жизнь, я согласен остаться со своим племенем и воевать за него. Меня зовут Аластар Фрейзер, а настоящего индейского имени у меня не было, его получают только в тринадцать лет. Детей до этого возраста именуют лисятами, ведь мы – клан Лисиц. Но меня звали Волчонком, потому что я был на три четверти белым.

Хас кивнул и прошел в хижину Совета, где уже находились Дахадагеса и Кузьма. Затем, выдержав паузу, соответствующую старшинству, вошли два других вождя.

Сначала собравшиеся еще раз подтвердили решение уходить завтра с утра. Затем заговорили о пленных.

Хас попросил Кузьму перевести его слова про Фрейзера. Три вождя долго молчали, потом началась дискуссия. Затем Сарангараро сказал лишь одно слово – «хе-хе». За ним то же повторили и двое других вождей. Хаса не спросили – он был военным вождем, а не вождем племени. Но Кузьма перевел:

– Все три вождя сказали «да». Это значит, что Волчонка освободят.

А по поводу Вашингтона дискуссия была намного короче, и в конце все трое сказали что-то вроде «эк», что означало «нет». Казнить его решили тут же, не откладывая дела в долгий ящик.

Когда вожди вышли из хижины, оказалось, что всех убитых индейцев сложили в длинном доме Лисиц, из которого вынесли все ценное. И после недолгих молитв, вознесенных Сарангараро – шаман был в числе убитых, – дом был предан огню, а воины долго плясали вокруг него, оглашая окрестности криками. Кузьма пояснил, что это была дань уважения смелым воинам.

А затем принялись за Вашингтона – но уже без присутствия «вежливых людей», хотя вопли того, кому так и не суждено было стать президентом САСШ, долго разносились по всей округе.

Вечер 16 июня 1755 года. Место, где находилась деревня Аткваначуке. Генерал-майор Эдвард Брэддок, главнокомандующий войсками в колониях, командующий экспедиционным отрядом

От так называемого подполковника Вашингтона не было ни слуху, ни духу. Единственным результатом его действий была потеря времени, и я распорядился ускорить постройку дороги. Теперь она расчищалась на ширину не двух телег, а полутора. Только время от времени на ней создавались закутки для того, чтобы две встречные телеги могли разминуться. Разведку же дальнейшего пути я временно поручил оставшимся у меня колонистам. И сегодня днем мне доложили, что они наткнулись на место боя Вашингтона с индейцами, и что, увы, победили именно дикари.

То, что я увидел, напомнило мне господина Данте и его «Ад». Куда ни посмотри, десятки и сотни трупов в форме виргинской и нью-йоркской милиции, и ни одного тела с коричневой кожей индейца. Сама деревня была окружена частоколом в форме овала; внутри ее оказалось несколько строений, одно из которых сгорело и представляло собой груду головешек. Меня удивило нечто, напоминающее деревянный сельский домик, совершенно непохожий на прочие здания. Его я и облюбовал для своего временного штаба.