Даниил Калинин - Игра не для всех. 1941 [litres]

Интерфейс!

Чудо! Интерфейс оказывается перед моими глазами… Быстрее!

Выход!

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Да что за хрень?!

Выход!!!

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Так, ладно, не паримся… Это ничего страшного, раз игровое сопровождение подает признаки жизни, значит, в будущем оно сможет восстановиться до своего нормально рабочего состояния. Наудачу пробую команду «сохранить».

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Твою ж дивизию!

Но ведь хоть что-то же должно работать?!

Настройки!

Так, вроде не выдает никаких сбоев! Заработала?!

Нет, не заработала. Интерфейс задрожал, а буквально секунду спустя и вовсе пропал. На повторную попытку что-либо вызвать игра не отзывается, уродина…

– Ром, ты чего? С тобой все в порядке?

Ко мне довольно встревоженно обращается второй номер, и я тут же на него срываюсь, не удержав в себе накопившееся раздражение:

– За пулеметом смотри, мастер-ломастер! Чтобы через минуту был готов к бою!!!

Женька дергается от моего крика, как от пощечины. Глаза его наливаются яростью, и, кажется, парня сейчас прорвет – довольно справедливо, кстати – до перегрева «дегтярев» довел именно я. Однако Томилин сдержался – и только что готовый встретить в штыки его пусть и справедливый, но наезд, я тут же сдуваюсь.

– Прости… Накатило просто.

Взгляд товарища яснеет, хотя обида, конечно, не уходит полностью. Но слово, как говорится, не воробей…

Между тем «штуга» подкатывается к командирскому доту метров на триста – все равно ведь вне зоны стрельбы орудийных казематов. И снять с них пушки, увы, невозможно… Грохот выстрела самоходки подобен удару грома, а от бетона советского укрепления поднимается белое облако взвеси. Интересно, сколько попаданий выдержат стальные створки амбразур?

Впрочем, фрицы не дожидаются, пока «штуга» их пробьет – под прикрытием огня боевой машины к доту бегом устремляется группа фрицев.

Неожиданно сзади сухо щелкает одинокий выстрел «светки», а на спине одного из фрицев ярко вспыхивает пламя, задев и бегущего рядом солдата. Даже до нас доносится отголосок рева объятых химическим огнем людей…

– Молоток, Гриня!

Александр, вставший рядом, лишь победно улыбается, зато восторженно кричит старлей, вернувшийся из дота вместе со снайпером. Однако их ликование словно ножом обрывает, когда «штуга» вдруг разворачивается в нашу сторону. Спустя секунду взревел мотор самоходки, и, довернувшись так, чтобы следовать параллельно линии укреплений, штурмовое орудие начинает неспешно катить вперед. При этом фрицы отступают к бронированной машине и прячутся за ее правым бортом таким образом, чтобы «штуга» закрыла их от нашего огня во время движения.

– Боец, достань ствол, аккуратно постучи по нему в месте, где застряла гильза, и выбивай шомполом. Если успеешь смазать – смажь, но чтоб к началу атаки пулемет был исправен!

Совсем недавно едва ли не умирающий Михайлов приободрился, точнее сказать, разозлился, и злость ему явно помогла. В голосе командира слышится рокочущий гнев, не терпящий задержек или возражений, потому о том, что цинк мы весь опустошили, я уже молчу. Вместо этого, хлопнув Женьку по плечу, тихо говорю, как только командир от нас отступил:

– Самоходка вон как черепаха ползет, не спешит. Сейчас я попробую до окопов слазить, патронов и гранат, если есть, достану.

Томилин лишь согласно кивает. Предупредив второго номера, я поднимаюсь по ступенькам и тут же, распластавшись на земле, начинаю спешно ползти по-пластунски к оставленной позиции. Бегом эти сто метров можно преодолеть одним рывком, но как-то неохота подставляться под пули.

Ползу минут пять, весь взмокший от напряжения. И каково же мое удивление, когда в траншею буквально следом вваливается, считай, весь гарнизон дота, включая второго номера с пулеметом и самого старлея! Нет только снайпера; а Михайлов меж тем держит в руках трофейный МП – мой трофейный! – а за спиной командира болтается мешок с гранатами. У меня буквально пропадет дар речи от неожиданности, а старлей тут же начинает отдавать распоряжения властным, жестким голосом:

– Разобрать трофейные винтовки и боеприпасы! Все найденные патроны от СВТ сдаем пулеметному расчету. Самсонов и Томилин: набить максимум дисков и приготовить «дегтярев» к стрельбе!

Люди принимаются энергично двигаться по ходам сообщений на полусогнутых, не высовываясь за бруствер; я «мародерствую» вместе со всеми. Спустя пять минут, отщелкнув все имеющиеся винтовочные патроны из магазинов, найденных на телах павших, нам с Женькой удается набить шесть дисков. Тела наших павших, как и трупы фрицев, складируем на разных концах траншеи; по окончании же работы я с изумлением уставился на старшего лейтенанта, переодевшегося в форму погибшего унтера! Точнее, только в китель. На моих глазах командир сноровисто увязывает несколько немецких колотушек с помощью телефонного кабеля. Заметив мой взгляд, Михайлов сухо прокомментировал:

– Противотанковая связка. Если не подорвать танк, он нас похоронит в ближайшие пару часов. Подойдет он на все те же триста метров, так что мне нужно проползти еще двести и притвориться мертвым фрицем. Может, что и получится… Ну а вы, братцы, уж постарайтесь меня прикрыть!

Я замер, не в силах и слова произнести. Это же верная смерть, там за самоходкой еще человек тридцать держатся! Старлей только приподнимется для броска, как его тут же нашпигуют свинцом!

Из-за поворота траншеи показался Филатов, прервав мои панические размышления:

– Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?

– Разрешаю.

– Диски к «дегтяреву» набиты всеми найденными патронами 7,62, но я также обнаружил исправный и готовый к бою трофейный немецкий пулемет. К нему еще есть половина ленты в пятьдесят патронов. Я могу набить ее до конца и поддержать огнем, я уже разобрался, как из МГ стрелять. Самсонову ведь второй номер сейчас все равно не нужен.

Командир согласно кивает.

– Добро. Значит, теперь смотрите внимательно оба: я выползаю вперед и двигаюсь навстречу танку двести метров – он вон уже, к нам развернулся. Вы внимательно смотрите, где я остановлюсь. Когда машина подкатит ко мне метров на десять – не раньше! – тогда открывайте огонь по фрицам, отвлеките их. Эта грохотулина, – тут Михайлов показал на связку аж из семи гранат, – весит килограмма под два, мне бы ее хоть на десять метров швырнуть, и то удача… Так что раньше не стреляйте.

После короткой паузы старлей как-то вымученно улыбнулся и добавил словно бы извиняющимся тоном:

– Ну что, соколики, пожелайте мне удачи!

– Удачи!!!

Мы практически хором выкрикнули свой ответ с Томилиным. И у меня нешуточно сжалось сердце – больно сжалось. Что-то такое я поймал во взгляде Михайлова, обращенном к нам напоследок, прежде чем старлей начал свой последний путь навстречу смерти, перевалившись через бруствер… Хотя придумка командира с переодеванием и может сработать, и сам он вооружен трофейным автоматом, однако же шансов, что ему удастся отступить, пусть и под нашим прикрытием, подпустив врага вплотную… Я их не вижу. И в его взгляде я точно угадал обреченность, но еще… в нем будто бы сквозило немое извинение. Словно бы не сам начальник заставы пополз на верную гибель, а нас послал…