Марик Лернер - Делай, что можешь [litres]

– Ты правда думаешь, что для меня это настолько важно?

От необходимости отвечать спасло появление адвоката в сопровождении Вани. Мальчишка был слегка растерян, но смотрел живо. Характер у него имеется, раз не стал терпеть побои. Да и не дурак. Остальное приложится.

– У меня для тебя работа есть, – говорю серьезно. – Кормить стану от пуза и платить чуток. За лень по шее получишь. Пойдешь?

– Когда приходить? – деловито спросил Ваня.

– Даже не спросишь, что за работа и сколько заплачу?

– Не-а, – шмыгнув носом, – зачем? Мне прежде и вовсе ничего не давали.

– Может, и мне не надо?

Он посмотрел настороженно и вздохнул:

– Шуткуете.

– Теперь можем отправляться? – не выдержал Сергей Александрович.

– Безусловно, – соглашаюсь. – Только, будьте любезны, загляните к его дядьке завтра и договоритесь, чтоб бумаги на мальца отдал.

– Да не родич он мне! – возмутился обсуждаемый.

– Если потребуется, пугните судом за жестокое обращение с несовершеннолетним.

Нет, я могу и сам, но на то есть обученные люди. Сорвусь еще ненароком. Сломаю еще и этому челюсть, реально сяду, и за дело.

– У меня хватает помощников, – сухо заявил адвокат, вручая два рубля для оплаты извозчику. Стоит поездка не больше двугривенного, однако ночь и явно прежде еще куда-то мотался.

– Всенепременно верну, – бормочу, принимая.

Он еле заметно скривился. Только не собираюсь влезать в долги к кому бы то ни было. Расплачиваться придется услугами.

Наверное, можно и пройтись пешком, не отвалится ничего, однако устал. Спать хочу. И ничего так не экономит время, как наличие денег.

– Садись, – показываю Ване.

– Если берете его в дом, – язвительно сказала Анна на прощанье, – сначала в баню отведите.

Очень правильное замечание. Еще не хватает подцепить вшей.

– Ну, чего стоишь?

– На извозчике поедем? – восторженно спрашивает мальчишка.

– Предпочитаешь бежать сзади?

– Опять шуткуете? – после короткого раздумья с надеждой.

– Ага. Юморист я. Залазь!

Нельзя сказать, что дома обрадовались приобретению малолетнего работника, особенно в комплекте с необходимостью топить баню. Ульяну аж перекосило, когда отдал старые вещи. Давно из них вырос, чего хранила? Вот и польза, как бы ни стонала скаредная душа. Стоило намекнуть, что приобрести новое в лавке обойдется уж точно дороже, нехотя выпустила из рук. Зато когда начал показ своих обычных хозяйственных утренних забот и парнишка моментально впрягся в знакомый крестьянский труд по чистке хлева и рубке дров, мамаша решила, что просекла мой интерес. Дать ей бесплатного работника, сбросив с себя лишнюю заботу.

Ермолаю было без разницы. Лишь бы его не трогали. Худо-бедно заказы на инвалидные коляски поступали с тех пор, как тиснул объявление в московских газетах через Анну. Когда цена раз в десять ниже, всегда найдутся желающие присмотреться. Раз в неделю один-два заинтересованных появлялись. Иногда из довольно отдаленных мест. Внимательно осматривали образец и почти все заказывали. Минимум дважды приходили сомнительные типы, норовящие снять размеры, не иначе промышленные шпионы, а однажды пошел разговор о налаживании выпуска на нашем Подольском мотоциклетном заводе. Я последних заинтересантов отправил к адвокату, и вроде бы дело на мази. Скоро договор подпишут.

Все домашние по поводу работы Ермолая были счастливы. Он имел занятие и даже денежку (мы честно договорились, что половина прибыли его доход) и мог выпить при желании, а также угостить приятелей, но по-прежнему не злоупотреблял. Предупреждение и наглядный пример Федота как-то резко убедили. Похоже, стал меня бояться. Хотя явно не проявлялось, но старался поменьше пересекаться. Оно и к лучшему. В поддатом виде мог полезть обниматься, а меня эти слезливые сантименты, спровоцированные градусами, под аккомпанемент лживых уверений, что он верил всегда в меня и ждал выздоровления, сильно раздражали.

Катя на первых порах взревновала к Ивану, поскольку с ним возился. Затем успокоилась. Злиться долго она не умела, а когда попросил присмотреть, пока отсутствую, чтоб мальчишку не обижали, объяснив, насколько несладкая у того была прежде жизнь, принялась откровенно покровительствовать. Объясняла, что к чему, и даже с моей подачи пообещала научить читать. Похоже, до деревни новые веяния не очень дошли. Иван оказался неграмотным. Мог нарисовать имя, и не больше. Зато память прекрасная и впитывал сказанное как губка. Кажется, она после моих успехов по части развития ее памяти принимала подобные вещи как должное, уверовав, что брат все может.

Феликс назвал его батраком, обнаружив поутру, а меня эксплуататором детей. Но когда выяснилось, что теперь можно часть простейших дел перегрузить на молодого подсобника, как-то забыл о неправильности работы несовершеннолетних без оплаты.

Спихнув основные дела на других, как и положено нормальному разумному администратору, я сел за стол и принялся бодро барабанить по клавишам пишущей машинки. Сидение за решеткой крайне способствует оформлению идеи. Сразу два рассказа детективной тематики, помимо первого, стремительно рождались. Конечно, привык к латинскому варианту, а сейчас приходилось пользоваться кириллицей, однако никто и не требовал пулеметной скорости, а раскладка практически не изменилась. На немецком я печатал вслепую десятью пальцами и редко сажал ошибки. Здесь приходилось работать замедленно, пока не набью руку. Ульяна с Катей не удивились внезапно прорезавшемуся умению. Они уже спокойно принимали мои странности, привыкнув. Зато Феликс, пришедший на обед (кормежка входила в наш договор), посмотрел несколько удивленно.

Кушали мы всегда в строгом молчании. Особой религиозностью родители не страдали, хотя мать регулярно по праздникам посещала церковь. Невзирая на это, входя в дом, надлежало перекреститься на иконы, а перед едой положено прочитать молитву. От Николки этого не требовалось, но теперь и я следовал ритуалу. Уж не знаю, обычай то всеобщий или лично нашей семейки, однако мы строго следовали правилу «за столом я глух и нем» и набирали в тарелки в строгом порядке старшинства. Вставали тоже. Если присутствовал Ермолай, он должен первым отодвинуть тарелку и встать. Остальные ждали. Иначе недолго и по лбу получить. Может, и правильно. Уважение.

Поэтому, когда грохнул в очередной раз колокол в неположенное время и загавкал пес, никто и не пошевелился. Свои все на месте, а чужим во дворе нечего делать. Прямо на входе лично наклеил объявление с отказом принимать с любыми проблемами из-за притеснений полиции и два дня не высовывался наружу сознательно. Не считающих нужным читать написанное гоняли Ермолай с Ульяной. Ей это было поперек сердца, но спорить не пыталась. Начальства любого рода она всерьез боялась, и не зря. При желании тот же околоточный мог устроить «черную» жизнь. Кстати, Иннокентий Васильевич появился вчера, обозвал меня всячески за наглость, однако никаких претензий не предъявил и дал понять, что постарается предупредить, ежели чё.