Александр Чернов - Противостояние [litres]

Однако японцы скоро поквитались. Как мне потом рассказал наш старарт, на «Рюрике» попаданием в корму разнесло рулевую машину и заклинило перо руля. Крейсер почти прекратил огонь и начал описывать циркуляцию, хотя и смог потом наладить управление машинами. Но его скорость на прямой упала до 7–8 узлов, и он начал быстро отставать от нас, так как Небогатов не снижал хода. Впрочем, начала увеличиваться и дистанция от японцев до «Рюрика», и их огонь стал очень неточным.

«Токива» перенес огонь на нас. Мы же продолжали стрелять по горящему «Якумо», но уже не особо результативно. «Якумо» даже смог вскоре потушиться, так как нам существенно мешал огонь «Токивы». Наш командир явно предпочел синицу в руках (добить «Якумо») журавлю в небе («Токиве»). Хотя, возможно, и стоило попробовать пострелять по «Токиве», у нее броня Гарвея слабее, чем крупповская на «Якумо».

В это же время, наблюдая бедственное положение «Рюрика», к нему направились все японские бронепалубные крейсера. Подпустив их почти на 20 кабельтовых, «Рюрик» начал разворачиваться к ним неповрежденным левым бортом и поэтому настолько отстал от нас, что мы уже не могли своим огнем отогнать от него японцев. Контр-адмирал Руднев на «Варяге», заметив затруднительное положение «Рюрика», лег на обратный курс вместе с «Богатырем» и, подняв сигнал «Броненосным крейсерам продолжать бой», контркурсом за нашей линией полным ходом поспешил на помощь «Рюрику». Я облегченно вздохнул: ведь где Руднев – там успех! Хоть и раненый, но все еще достаточно сильный «Рюрик» и два наших больших бронепалубника не уступали в артиллерии нескольким японским второклассным крейсерам. «Рюрик» тем временем стал к ним левым бортом, открыв огонь по головному.

Дальнейшего боя этих трех наших кораблей с бронепалубными крейсерами японцев я не видел: мы еще примерно минут сорок перестреливались с броненосными крейсерами Камимуры, направляясь к осту. Последним «приветом» кораблям японского вице-адмирала от «Рюрика» стал взрыв каземата на «Токиве». Я точно знаю, что мы по нему не стреляли, а «Витязь» вел огонь по «Ивате». Как они смогли попасть с более чем 50 кабельтовых из своих допотопных пушек? Не понимаю… Но что взрывом у японца вырвало половину борта, готов поклясться на чем угодно! Это опять к вопросу о «разбрасывании» снарядов при стрельбе на большие дистанции. Может, вероятность попадания и падает, но зато эффект от удара снаряда крупного калибра по тонкой палубе или крыше каземата несравним с десятком попаданий в бортовую броню! Как вы этого у себя в артиллерийском комитете до сих пор не прочувствовали? Мне это стало ясно после первого же нашего дела.

В последние сорок минут сражения мы были в положении обстреливаемого корабля, и я не могу ручаться, куда именно попадали снаряды моего орудия. Помню только, что «Якумо» еще раз покидал поле боя, а по сообщениям с мостика, ход японской колонны упал до 16 узлов [на большее машинная команда «Идзумо», на котором была сбита почти половина вентиляторов и пробиты трубы, была уже не способна. – Примеч. ред .].

Когда по команде контр-адмирала Небогатова мы развернулись «вдруг» и легли на обратный курс, я успел развернуть башню на левый борт и сделал по японцам еще три выстрела. Однако они тоже повернули, причем последовательно. По неизвестной для меня причине оба броненосных отряда отвернули друг от друга практически синхронно.

Обратный путь во Владивосток запомнился посильным устранением повреждений, в чем принимала участие почти вся команда, и печальным отпеванием погибших и умерших от ран. Ожидаемых ночных атак миноносцев не последовало, возможно, из-за хитрой уловки нашего адмирала, который сначала увел весь отряд на юг и лишь потом повернул к Владивостоку. Уже утром мы узнали, что бой закончился не всухую: оказалось, что «Варяг» утопил-таки подраненную «Рюриком» «собачку».

Мы победили! И я внес в общее дело достойный члена семьи Тыртовых вклад, о чем и имею честь тебе сообщить. В крепости нас ждало еще одно радостное известие: пока мы сражались с Камимурой, адмирал Макаров вывел из Артура свои броненосцы и напал на японцев у Эллиотов. Того был им побит и удрал с поля боя, потеряв броненосец «Фудзи», бронепалубный крейсер, несколько больших и малых миноносцев. Но главное, артурцы утопили и захватили порядка двадцати японских армейских транспортов. Думаю, их солдат погибло множество. И хотя нашим в тот день тоже от Того перепало, никто, слава богу, не потонул. Вскоре пришли к нам «Ослябя», «Аврора», «Алмаз» и «Смоленск». Броненосец был слегка побит: они встретили у пролива «Адзуму».

После всех этих дел у нас на судах и в городе подъем необычайный. Много разговоров о 2-й эскадре. Вы, наверное, из газет знаете, что Безобразов идет уже в Индийским океане. У нас же все силы сейчас брошены на ремонты. Поэтому в ближайшие две-три недели писем не ждите. Обними от меня маму. И дай нам Бог поскорее вышвырнуть японцев с моря, что несомненно должно произойти, когда мы сражаемся под флагами таких адмиралов, как Степан Осипович и наш Всеволод Федорович!

Японское море. Июль 1904 года

К рассвету изрядно посвежело, ветер усилился до четырех баллов и нагнал тяжелую, длинную волну. Скрипя наспех забитыми деревом свежими пробоинами, крейсера вползали на очередной пенистый гребень, на краткий миг замирали, а затем устало проваливались вниз, навстречу следующему подъему. Весь вечер и ночь напролет, преодолевая подкатывающие приступы морской болезни, аварийные партии растаскивали завалы перекрученного металла и недогорелого дерева, заделывали пробоины, ставили и крепили подпоры, пытались починить то, что поддавалось ремонту в море.

На пострадавшем больше всех «Рюрике» удалось наконец наложить на пробоины в корме двойной пластырь и к рассвету откачать воду из румпельного отделения. Сейчас на юте и в батарее крейсера стучали топоры, глухо звякали кувалды и раздавался сочный матросский мат, сопровождающий практически все виды аварийных работ.

Памятуя о возможных ночных атаках миноносцев, к вечеру Руднев повернул к зюйду, расположив свои корабли в следующем порядке: наиболее избитые «Россия» и «Рюрик» шли в центре, с правого и левого флангов их прикрывали «Громобой» и «Витязь», а замыкающим в броненосной колонне шел «Память Корейца». Головным, уже привычно, «Варяг». Второй бронепалубник – «Богатырь», как наименее пострадавший корабль эскадры, занимал наиболее опасное место замыкающего.

Ночь неприятных сюрпризов не принесла. План Руднева сработал: два отряда японских миноносцев всю ночь рыскали в поисках русских на полпути к Владивостоку, а в это время наши крейсера отходили южнее, направляясь скорее к берегам Кореи, чем России. В полдень состоялась их встреча с «вспомнившей девичество», в котором она именовалась «Марьей Ивановной», «Обью». Бывший угольщик, а ныне вспомогательный крейсер ожидал возвращающуюся из боя эскадру с полными трюмами угля в открытом море, примерно посредине отрезка, которым можно соединить на карте Сеул и Ниигату.