Александр Чернов - Противостояние [litres]

Как мне сообщили из Порт-Артура, японцы собирали силы для решительного штурма Дальнего и перешейка. А в портах Японии была замечена погрузка на транспорты гаубиц большого калибра, снятых с береговой обороны. Они планировали взять порт Дальний и, выгрузив там своих осакских монстриков, а больше их к Порт-Артуру никак не доставить, расстрелять из них нашу эскадру в гавани. Теперь у них и половина солдат вместо штурма Дальнего должна потонуть вместе с транспортами, и эти осадные орудия тоже… А вот и наши герои дня прибыли, которые это чудо чудное сотворили, – указал Руднев на поднимающихся на борт командиров кораблей.

Когда по шторм-трапу на палубу с трудом взобрался забинтованный Трусов, Руднев долго просил у него прощения за свою ошибку. А тот никак не мог остановить адмирала: рана на щеке и выбитые зубы серьезно мешали говорить. Сам же Петрович, чувствуя вину перед командиром наиболее пострадавшего корабля, хотел выговориться.

– Простите, Евгений Александрович, я виноват! Я так азартно хотел подложить японцам свинью покрупнее, что чуть не погубил ваш крейсер и всех вас на нем. Я ведь что думал: пусть догоняющие японцы последовательно проходят на минимальном расстоянии мимо ваших шести больших пушек… Ну, и еще ваши маневренные характеристики настолько отличаются от всех остальных крейсеров, что, будь вы в середине линии, могли бы ее разорвать. Так, в принципе, почти и получилось. Но только вот как долго ваш крейсер, самый слабо забронированный из всех наших, продержится под ответным огнем – я не подумал. А стоило бы. На последнем месте должен был находиться «Громобой», как наиболее защищенный. Но нет! Я как дурак погнался за возможностью нанесения максимального урона врагу, а минимизацией эффекта его стрельбы не озаботился…

После исповеди, облегчившей душу Руднева, согласовав планы на ближайшее и быстро распив в честь победы, хоть и «по очкам», бутылку шустовского коньяка, чудом пережившую попадание в кают-компанию «России», командиры крейсеров разъехались по своим кораблям. От Сангарского пролива надо было убираться до наступления полной темноты.

Уже стоящему на трапе Рудневу Небогатов внезапно задал обескураживающий вопрос:

– Всеволод Федорович, а что теперь? Ну, в смысле, что теперь будут делать японцы?

– Это надо у них спрашивать. Микадо и его самураям надо или заключать с Петербургом мир, или готовиться воевать при полном перевесе наших сил на море. Они, кстати говоря, сдуру могут. Доживем – увидим…

Прибыв на «Варяг», Руднев сразу спустился в лазарет к раненым, после чего, полностью морально и физически истощенный, смог только проверить прокладку курса во Владивосток, доплелся до адмиральского салона и как подкошенный рухнул на кровать.

Однако сон его был менее чем через два часа прерван осторожным, но настойчивым стуком в дверь. С трудом разлепив глаза, Руднев попытался было сказать, чтобы стучавший или входил, или убирался к черту, но не смог произнести ни слова. Нетвердой рукой плеснув себе полстакана коньяка и проглотив его залпом, контр-адмирал наконец обрел голос.

– Господи, ну что там у вас еще стряслось? Были бы японцы, уже началась бы стрельба. А так, кому там еще неймется?

– Я, конечно, ужасно извиняюсь, – раздался из-за закрытой двери вкрадчивый голос старшего механика «Варяга» Лейкова, почему-то с абсолютно не лейковскими интонациями и оборотами, – но мог бы я, пожалуйста, переговорить с Владимиром Петровичем Карпышевым? Если вас это не затруднит?

– Ох ты ж… Принесла нелегкая. Дежавю, ёптыть… – пробормотал про себя совершенно не ожидавший такого Петрович и уже вслух добавил: – Ну заходи, гость дорогой, кем бы ты ни был.

И задумчиво прокрутил в пальцах пустой стакан…

Письмо лейтенанта Д. Д. Тыртова отцу, полковнику Д. П. Тыртову.

Цитируется по книге «Зарисовки войны

1904 года», издание 1914 года

Дорогой папа, здравствуй! Прежде всего, я жив и абсолютно здоров, так что успокой маму и сестренку. Я, конечно, понимаю, как ты хочешь узнать подробности боя 6 июля у Кодзимы, или, как его англичане называют, боя при Цугару, ведь ты тоже артиллерист. В этом сражении я принял боевое крещение, и вот наконец появилось время, чтобы подробно все описать, в газетах ведь глупости иногда пишут, а то и вовсе откровенную неправду.

Как ты знаешь, я получил назначение на должность командира носовой десятидюймовой башни броненосного крейсера гвардейского экипажа «Память Корейца». Поскольку мы столкнулись с отсутствием таблиц стрельбы из 10-дюймового английского орудия (для 8- и 6-дюймовок наши агенты за границей смогли раздобыть таблицы), наш адмирал распорядился составить их самим. Корабль поставили в отдаленной бухте, и мы начали выпускать по плоской косе и берегу по два практических снаряда на каждое деление прицела, замерять дистанции падения и опять стрелять. Нудное занятие.

Зато на этих стрельбах я очень хорошо познакомился с хозяином башни прапорщиком Платоном Диких. Он одаренный артиллерист, хоть корпуса не кончал, и прекрасно чувствует орудие. В прапорщики из унтер-офицеров он произведен за героизм в деле при Чемульпо, где был наводчиком 9-дюймового орудия канонерской лодки «Кореец». Обычно он был за наводчика, я же рассчитывал установку прицела, целика и наблюдал за падениями. Выпустив десятка три снарядов, мы уже понимали друг друга без слов, прислуга башни натренировалась вполне, и мы смогли поддерживать темп стрельбы выстрел в минуту.

Закончив составление таблицы на дистанции 60 кабельтовых, мы спросили разрешения у нашего командира составить ее до предельной дальности, ограниченной возвышением ствола. Английская пушка хороша, стреляет кучнее ушаковских, и бронепробиваемость ее должна быть выше. И мы полагали, что имеем все шансы поразить вражеский корабль в слабобронированную палубу на той дистанции, где он стрелять по нам еще не сможет. Мы думали, что нам откажут, но командир корабля Беляев нашу идею горячо поддержал и ходатайствовал перед контрадмиралом Рудневым. И он дал разрешение еще на 20 выстрелов.

После составления таблиц «Кореец» несколько раз выходил на стрельбы одиночно и в составе отряда. Но если восьми- и шестидюймовки стреляли в основном из стволиков из-за нехватки снарядов, то наша башня часть стрельб провела боевыми зарядами. В том числе и на предельные 80 кабельтовых. И мы попадали!

Сейчас ходят разные слухи о возможном привлечении адмирала к ответственности за разбазаривание казенных средств в виде изношенного «раньше срока» 10-дюймового ствола «Корейца» и «не оправданного обстоятельствами» расстрела 70 снарядов и зарядов. На эту бессовестную глупость я могу одно сказать: если бы все орудийные расчеты отряда тренировались и стреляли как наш, надобности в присылке подкреплений не было бы, мы бы справились с японцами своими силами. Но, похоже, нашим высоким начальникам важнее, чтоб снаряды ржавели в арсеналах, чем попадали во врага. Как жаль, что дяди больше нет с нами! Думаю, он бы меня вполне понял и смог бы что-то быстро поменять…