Александр Чернов - Противостояние [litres]

– Ну, и как вам новый старшой, любезный Вениамин Васильевич?

– Знаете, Всеволод Федорович, честно и по секрету говоря, я ожидал худшего, – пожал плечами, не отрывая взгляда от «Такасаго», Степанов, – особенно в свете кое-каких слухов о его «художествах» на «Ростиславе». А уж о кутежах во время службы на «Пересвете» и «Нахимове» мне прямо очевидцы рассказывали. Там ведь чуть до дуэли не дошло… Кстати, Всеволод Федорович, а как это вы его уговорили опять на «старшого», после «Нахимова»?

– На «Варяга» он согласился сразу. И сам. А тут, среди орденоносцев да георгиевских кавалеров, характерец-то свой особо не повыпячиваешь. Кают-компания у нас, слава богу, славная подобралась. Один за всех и все за одного, – Руднев негромко рассмеялся. – Да, я, признаюсь, с офицерами особо поговорил. С каждым. Как и с вами. И с ним самим пару раз задушевные беседы вести пришлось.

– Экий вы предусмотрительный, право!

– Приходится. Кстати, те его приснопамятные береговые художества на фоне коньяка с шампанским проистекали во многом от несчастной любви. Беднягу угораздило влюбиться в разведенку. На мой взгляд, конечно, это частное дело семьи Романовых. А вот то, что она – английская принцесса, а он под влиянием сего амурного влечения начал воздыхать по всему британскому, это, как ни крути, дело уже наше общее, государственное. Согласны?

– Вполне. Не хотелось бы…

– Вот-вот. Поэтому и взял я на себя смелость прописать князю активную флототерапию. Морем, порохом и осколками. А в Петербурге он это решение вполне одобрил… Как считаете, результаты есть?

– Ну, вы сами видите: вполне компетентный, бравый офицер. Труса под огнем не празднует, дисциплину в экипаже поддерживает без лишнего держимордства, но и без панибратства. Ну, а что на берегу погулять любит…

– Так-так, с этого места поподробнее, неужто моего прошлого «фитиля» опять ему мало показалось? – встрепенулся Руднев.

– Всеволод Федорович, может, сначала японца добьем, – ехидненько, как в старые добрые времена, поинтересовался бывший старший офицер «Варяга».

Оторвавшись на мгновение от бинокля, Руднев стряхнул с козырька фуражки брызги, долетевшие до мостика после падения ухнувшего совсем недалеко от борта японского восьмидюймового «привета».

– Ладно, первым делом мы утопим «Такасаго». Но на будущее запомните – вы в ответе не только за то, как ваши люди воюют в море, но и за то, чем они занимаются на берегу! А в данном случае – вдвойне. Поговорку «рыба гниет с головы» помните? А он часть головы рыбы всероссийской. И вправить мозги этой конкретной голове можем только мы, раз судьба так распорядилась. И дурь эту пробританскую из нее повышибить. А больше, увы, некому.

– Ну, беготня под осколками английских снарядов, выпущенных из английских пушек английскими союзничками, знаете ли, несколько способствует, Всеволод Федорович.

– О том и речь, любезный Вениамин Васильевич. И кстати, давайте-ка пойдем за броню. Начинается кордебалет, и эти самые британские осколки до нас уже долетают. «Собачка» обречена по-любому, поэтому глупо рисковать – никакого смысла не вижу. Кирилл Владимирович! Поднимайтесь к нам, в боевую!

Пока на мостике господа старшие офицеры обсуждали судьбы России, артиллеристы под командованием Зарубаева уточнили дистанцию пристрелкой. Глухо прорычала пара восьмидюймовок, и дружно, подобно пулемету-заике, загрохотали бортовые шестидюймовые орудия. На «Такасаго» попытались, резко изменив курс, выйти из-под накрытий. Но тщетно – раненый крейсер не мог спастись от своего более крупного, лучше вооруженного и быстрого противника. А если принять во внимание разницу в классе артиллеристов и дальномерщиков (если на «Варяге» тренировались в стволиковой стрельбе каждую неделю и ежемесячно проводили стрельбы штатными практическими снарядами, то «Такасаго» обычно выполнял разведывательные и дозорные функции и серьезных столкновений с противником не имел), то становилось очевидно – шансов у японцев нет.

Но сдаваться без боя моряки флота Микадо, естественно, не собирались. Когда на «Такасаго» поняли, что уйти от настигающего «Варяга» или хотя бы выброситься на берег не удастся, его командир Исибаси приказал изменить курс на три румба вправо, чтобы ввести в бой артиллерию левого борта и носовую восьмидюймовку. Если боги так распорядились, значит, ему остается лишь попытаться подороже продать свою жизнь и жизни своих моряков.

Кормовое орудие огрызнувшейся «собачки» всадило восьмидюймовый снаряд под полубак «Варяга», выбив вторую шестидюймову левого борта и больше половины ее расчета. Уцелели лишь прикрытые от форса осколков казенником и тумбой орудия. Несколькими минутами позже второй такой же снаряд ахнул в борт, под кормовым вельботом правого борта. Его осколками посекло несколько человек из прислуги ближайшей шестидюймовки, а сам вельбот превратили в дуршлаг. Попадания шести пятидюймовых снарядов унесли жизни еще четырех матросов и одного кондуктора.

Но, по мере сближения кораблей, все больше давал себя знать серьезный недостаток проекта японского крейсера. Каждое попадание снаряженного тротилом русского снаряда в верхнюю палубу японца приводило к молчанию одно, а то и два орудия. Они стояли, слишком тесно прижавшись друг к другу.

Примерно на десятой минуте с момента открытия огня русский снаряд (или разрыв собственного в стволе) оторвал две трети дула у кормовой восьмидюймовки «собачки». А еще через пару минут восьмидюймовая бомба взорвалась между мостиком и погонной пушкой японца, разметав ее расчет, смяв щит и лишив горизонтальной наводки. С этого момента огневое преимущество русского крейсера стало подавляющим…

Когда «Варяг» подошел на 15 кабельтовых и стал закладывать дугу для торпедного «удара милосердия», с залитой кровью и заваленной погибшими и умирающими палубы «Такасаго» огрызались только два пятидюймовых орудия.

Впрочем, Исибаси показал себя настоящим мастером своего дела: первый залп двух торпедных аппаратов «Варяга» прошел мимо. Отработав машинами, «Такасаго» отвернул, изящно пропустив оба смертоносных «угря» по носу. И русскому крейсеру пришлось, не прекращая, всаживать снаряды в упрямо не желающий отправляться в гости к Нептуну корабль, разворачиваться левым бортом, дабы разрядить вторую пару торпедных аппаратов. На этот раз одна из мин Уайтхеда в цель попала, но к этому моменту его противник уже не управлялся.

Вполне удовлетворившись содеянным, Руднев приказал дать полный ход, и «Варяг», сохраняя достоинство, «порысил» от подходящих к месту боя пяти японских бронепалубников под защиту орудий «Рюрика» и «Богатыря». Того-младшему оставалось только снять экипаж с медленно погружающегося, обреченного «Такасаго» и отправиться догонять Камимуру. От греха подальше, пока к месту гибели «собачки» не приблизился неспешно ковыляющий «Рюрик».