Владимир Поселягин - Уникум [litres]

Когда я узнал, куда идёт эшелон, не знал, ругаться или радоваться. Страна большая, а меня именно в столицу везут, где неприятные встречи с бывшей семьёй Глеба могут случиться. Да и знают Глеба многие врачи, могут опознать. С другой стороны, Светлана под боком, что тоже неплохо. Домашнюю еду, а готовит она просто здорово, я любил. А так как я ходячий, то в Брянске вышел на вокзал и сразу – к начальнику станции. Пока паровоз заправляли, полчаса у меня было. В общем, позвонил на работу Светы из кабинета начальника станции. Светлана вскоре прибежала, ей трубку передали, и я пояснил, что ранен, какой эшелон и когда в Москве буду. Попросил встретить. У меня вещмешок при себе. Внутри, помимо личных вещей, награды мои и документы к ним. У меня только командирское удостоверение и забрали, когда оформляли. В сидоре также деньги и пара трофейных пистолетов. Вот чтобы не потерять всё это, хочу передать Светлане. Та сохранит.

Возвращаясь, закупил у бабулек то, что заказали в нашем купе и соседнем. Даже водка нашлась, но как-то дорого всё, три цены дерут, совсем совесть потеряли.

Прибыли мы в Москву вечером, не солгали врачи, и началась разгрузка. Я тоже вышел со своим сидором в левой руке. Вообще у меня их два. В одном мелочёвка, нужная пока в госпитале буду лежать, – от бритвы до разных мелочей. К этому же сидору прицеплен тюк моей формы с сапогами. Её ещё в медсанбате постирали и зашили. В петлицах теперь по три кубаря, в удостоверении в штабе дивизии данные тоже исправили. Самое ценное в другом сидоре, его я и собирался передать Светлане.

Её я вскоре заметил в стороне. Разгружали нас на запасных путях, а не на перроне. Она одна тут с таким пузом, которое заметно подросло. Обнялись мы осторожно. Отдав ей сидор, я сходил за вторым, тем, что с формой, и с которым я в госпиталь поеду. Вообще, личные вещи при раненых были, многие их как подушки использовали. В госпитале уже сдадут на склад, что-то в тумбочки уйдёт, а при выписке всё вернут. Мне так пояснили другие раненые, которые уже бывали в госпитале в Финскую. А для меня это первый опыт. Война длинная, возможно, и не последнее ранение. Этого не хочется. Не хватало, чтобы к старости прежние раны ныть начали.

Вернувшись к Светлане и положив вещи под ноги, пока вокруг суета царила и в машины и повозки грузили раненых, я коротко рассказал, что со мной было, а она – про себя. Света выполнила, что я советовал, закупила припасы и сейчас видела, что я был прав.

– В мешке мои вещи и деньги. Трофеи с немцев. Деньги забери и используй. Знаешь для чего. У меня там оружие. Сможешь с таким животом подняться на чердак и убрать в тайник?

– Смогу, вчера поднималась.

– Тогда в тайник оружие убери и… знаешь, мои награды и документы тоже. Туда, где я свои вещи оставлял. Там сохраннее будут.

По моей просьбе она купила шесть штук офицерских тетрадей, я же решил заново всё написать, так что они мне понадобятся. И большие конверты заодно приобрела. Между прочим, большая редкость. Как бы не вычислили меня через Светлану.

Так как руки у неё были свободны, она развязала горловину моего вещмешка и убрала мой заказ внутрь. На этом мы стали прощаться, несколько раз крепко поцеловавшись. После чего я направился к одной из машин – разгрузка заканчивалась. В кабине место нашлось, там и поехал, а Светлана домой. Обещала завтра навестить меня. В какой госпиталь меня направили, она уже уточнила у местных. Дальше стандартно: довезли, я сам пошёл – хотя шатало, – конечно, до командирской палаты, где мне поставили седьмую койку, хотя палата была рассчитана на шесть. Часть вещей, включая заказ, в тумбочку убрал, которую с соседом делю, после чего сдал сидор и форму кладовщику под роспись. Теперь только при выписке выдадут. Вот документов у меня не было, они с моей лечебной картой ранбольного у военврача санитарного поезда были. Меня оформили и уложили спать, я едва успел с парнями познакомиться. Завтра обход, со своим лечащим врачом познакомлюсь. Как раненый средней силы тяжести я не требовал постоянного присмотра, что радовало.

Дальше начались трудовые будни лечения.

Две недели с момента прибытия в Москву пролетели как один миг. Светлана порадовала, вчера приобрела такой же аккордеон в том же магазине, можно руку потихоньку разрабатывать. Копия инструмента, сгоревшего в танке, даже привыкать к нему не нужно. Кстати, до сих пор не понимаю, почему Аверин все мои вещи со мной не отправил в тыл, а решил оставить. Боялся, что пропадут, решил лично вернуть? Вполне может быть. Как бы то ни было, используя левую руку, я всё же успел одну тетрадь заполнить по начальному этапу войны до середины сорок второго года. Да, у меня на это ушло аж две недели, а причина в малом количестве личного времени, которое удавалось выгадать. Хорошо, госпиталь был настоящий, военный, и тут имелась своя небольшая библиотека. Там в основном и писал. Конверты, что Светлана купила, использовать я не стал, склеил из обёрточной бумаги и написал адрес. Сегодня решил отправить. Я уже второй день как получил разрешение на лёгкие прогулки в саду госпиталя.

Взял форму у соседа, ему были разрешены прогулки в город, и покинул территорию госпиталя. Кстати, в библиотеке были подшивки газет за последнее время, я их все просмотрел и обнаружил, что первые воззвания от товарища Иванова пошли тринадцатого июня. Всего двенадцать таких сообщений в разных печатных изданиях. Последнее в конце июня. В некоторых даже были просьбы позвонить и указан телефон. Причём всё так написано, что казалось, как будто этот товарищ Иванов потерял портфель с важными документами и просит их вернуть. Хорошо воззвание замаскировано.

Я уверенным шагом направился прочь от госпиталя, по пути размышляя. Это ещё не всё, о моих подвигах, как их называли, писалось в газетах. Евстигнеев не в пять, как рассчитывал, а аж в восемь статей смог всё развернуть, с многочленными фотографиями, так что я в госпитале был пациентом известным. Даже пионеры ближайшей школы взяли надо мной шефство. Точнее, над нашей палатой. И да, представление на Золотую Звезду героя Советского Союза было подписано, и два дня назад меня возили в Кремль, где и вручили награду, с орденом Ленина, что шёл первым с золотой медалью. Так как я за неделю узнал о награждении, то Светлана принесла мои ордена и медаль, всё же я должен быть при полном параде и в парадной форме, без косынки. Вот так я побывал в Кремле. Сталина видел, но награждал не он. Кстати, встретил там Кубаева, его тоже к герою представили. Стал майором. Мы осторожно обнялись, он о моём ранении из газет узнал, пообщались, потом меня отвезли обратно в госпиталь. А там засада, пришлось награды главврачу сдать, в сейф, Светлане не успел передать. Так что получу их только перед выпиской. Единственно, что порадовало, перед награждением в Кремле я посетил студию фотографа, у которого мы уже бывали. Сопровождающий ожидал снаружи, сделали общий снимок со Светланой, я в форме старшего лейтенанта бронетанковых войск с орденами, но пока без Золотой Звезды, и она на стуле. Это было моё решение – сделать памятный снимок. После выписки еще один, при всех регалиях, сделаем. Это ещё не всё. Мои фотографии, конечно же, привлекли внимание бывшей семьи Глеба. Пусть имя и фамилия другие, но не узнать меня не могли. Ладно бы ещё это, папаша Глеба тут же в госпитале главным хирургом служит. Вот это засада. Ну и началось паломничество, даже эта гнида пришёл – старший брат Глеба, пытался что-то там мямлить, вроде как прощения просил. Всем я отвечал, что они ошиблись, я просто похож на их брата, а так сирота. Просил больше не приходить. А папашу матами покрыл. Этот понятливый, больше не появлялся. Правда, моя тайна сначала в палате, потом и в госпитале недолго продержалась.