Алексей Янов - Орда

— Батюшка! Да не бывать такому не в жисть! Лучше все в землю костьми ляжем, но честь сохраним! Не хочет никто нам подсобить — и не надо, сами с монголами драться будем!

— Не горячись, князь Мстислав, — с отеческой лаской в голосе произнёс Юрий Всеволодич. — У нас тут поопытней мужи есть, бывалые во многих сечах.

Ярослав Всеволодич, подумал, что брат намекает на него, тут же вскинулся.

— Чтобы я 18–ти летнему сопляку подчинялся — никогда тому не бывать, вот те крест, — Ярослав тут же перекрестился на икону, после чего смачно сплюнул на пол, показав, тем самым, своё отношение к смоленскому князю, демонстративно обводя взглядом присутствующих, дескать кто посмеет ему возразить.

— Славно сказано! Всё верно стрый сказал! — чуть ли не в унисон донеслось от Константиновичей.

— Кто ещё как мыслит? — недовольно сморщив лицо, спросил великий князь, нарочитая лёгкость и необдуманность в словах князей ему не понравилась.

— У меня веры к словам этого князя не больше, чем к посулам хана Батыя, — подал голос воевода Пётр Ослядукович — Хотел бы за землю Русскую постоять, то просто привёл бы сюда свои рати, без лишних слов и странных грамоток.

— Не странных грамоток, воевода, а срамных, — с удовольствие дополнил слова воеводы Мстислав Юрьевич.

— Князь Всеволод, — обратился великий князь к старшему сыну, — не желаешь слова молвить?

— А что тут можно молвить? Уже до меня всё верно сказали. Помогать смоленский самозванец не хочет, а потому над нами изгаляется, унизить жаждет, чтобы мы на коленях пред ним ползали. А Владимир будет злорадствовать на сие непотребство глядечи, а в итоге откажет. Только опозоримся. Ведь год минул, а Владимир до сих пор Александра Ярославича в полоне держит, дескать, некогда ему, всё завтраками князя Переяславльского кормит. Братьёв своих кого живота лишил, кого изгоем сделал. Как такому человеку доверять?

Ярослав Всеволодич, услышав от сыновца такие слова по отношению к своему личному ненавистнику, от удовольствия даже закряхтел.

— От других князей подмоги не будет? — спросил Юрия Всеволодича воевода Дорож.

— Какие другие? — хмыкнув, ответил великий князь. — У Михаила Черниговского у самого на шее несколько туменов висит. Ринется к нам на помощь, выведет войска из города — так монголы Чернигов без боя возьмут. А потом ещё и в спину ему успеют ударить. Не лезут пока к нему нехристи, пасутся мирно у границ его княжества, и он в ответ тихо сидит. Действует по народной мудрости: «не буди лихо, пока оно тихо». И даже если он сейчас к нам на подмогу выступит, чего нет, и не будет, всё одно опоздает, придёт на пепелище.

— А ты воевода, что примыслил? — спросил Юрий Всеволодич у Жирослава Михайловича.

— Не знаю, княже, что и ответить. Уж больно ловок и хитёр смоленский князь. Думаю я, что если даже супротив монголов мы и устоим, то так ослабнем, что нас голыми руками брать можно будет! Тот же князь, или как его теперь называть — государь? Владимир не применёт этим воспользоваться. Что так, что этак — всё одно неладно выходит. Но уж всяко лучше быть под Владимиром Смоленским, чем под Батыем! Отличие меж ними будет такое же, как между жизнью и смертью. Тут тебе, великий князь, решать и ответ пред Богом держать, а я, твой старый гридень, что мне прикажешь, то и исполню.

— А вы, думцы мои, что присоветуете? — Юрий Всеволодич обратил своё внимание на шушукающихся и ёрзающих на дальних лавках богато разодетых бояр. Переглянувшись с соседями, и обменявшись с ними согласными кивками и подмигиваниями, с места встал и поклонился князю боярин Данислав.

— Мыслим мы, великий князь, — Данислав бросил взгляд на бояр, ища у них поддержки, и дождавшись их кивков, продолжил начатую речь. — Не гневись токмо на нас, Юрий Всеволодич, мы только как лучше для землицы Русской тщания имеем …

— Знаем мы ваши радения, как свою калиту набить, — почуяв неладное в голосе боярина пробурчал себе под нос Ярослав Всеволодич, но так, что его слова все услышали.

— … днём и ночью молимся о славе и величие земли Русской, о тебе, Юрий Всеволодич, заступнике нашем, — Данислав всё тянул кота за одно место, никак не решаясь сказать главное.

— Что ты там всё лебезишь, — не выдержал Ярослав Всеволодич, — говори как есть!

Боярин, выпустивши из лёгких воздух, затравлено поглядывая на князей, ответил.

— Договариваться вам как — то надо с князем Владимиром Смоленским. Чай за ним ныне не только Смоленск, но и Новгород с Полоцком и Волынью. Силища ратная у него скопилась поболее нашей! А то, как бы не вышло так, что и мы все сгинем, и землю нашу от разорения не защитим.

— Вам что, бояре, не ясно сказано было, — взъярился младший сын великого князя Мстислав, — смолянин такие условия выставил, чтобы мы и не помыслили их принять и о помощи просить. А если мы согласимся с его грамоткой, то он над нами посмеётся как над юродивыми, покрутит пальцем у виска, и откажет. Опозорить род нашего Гнезда хотите, скоморохами нас выставить?

— Но если всё же …, — не сдавался Данислав, при молчаливом одобрении своих коллег.

— Святой отче, чего воды в рот набрал? — Ярослав Всеволодич, желая заткнуть начавших раздражать его бояр, решил обратить всеобщее внимание на молчавшего до того седобородого епископа. Ведь, насколько знал Переяславльский князь, епископ Владимирский и Суздальский Митрофан не раз прилюдно клял смоленского узурпатора, уж он — то точно охолонёт раздухарившихся бояр. Владыка же, заметив, что все взгляды устремлены на него, обхватив двумя руками крест, висящий на животе, и чуть дребезжащим голосом ответил.

— Не устоим мы противу силы диаволой, ибо мало в нас веры. А потому, дети мои, надо добро церковное и христианские святыни, а тако же отцов церкви православной от поганых спасать, и пока есть возможность свозить их в те же Новгород или Смоленск, Бог даст, выдохнутся нехристи, так далече не дойдут.

Ярослав Всеволодич услышав слова епископа, загоготал, как стоялый жеребец. Хотел было за меч схватиться, пошарив рукой и не найдя его на привычном месте, в очередной раз сплюнув, обозвал епископа церковной крысой, и демонстративно от него отвернулся, обратившись к брату.

— Гони ты отседова этого аспида! Добро своё, да поповские хари в ризы златые разодетые, он спасать надумал у смоленской собаки! Не Митрофан ли, ещё недавно, Владимира Смоленского не иначе как братоубивцем Каином именовал и Антихристом? А как монголы за жопу схватили — то Каин, иудово семя, у тебя сразу в Христоспасителя обратился!

Епископ, насупившись, молчал. Слово взял великий князь Владимиро — Суздальский.

— Я, братия, согласен пред Владимиром на колени встать, и дружины все свои под его руку отдать, — слова Юрия Всеволодича прозвучали как гром среди ясного неба, — лишь бы он беду от земли нашей отвёл. Но боюсь, не будет ныне с того толка. На нас обрушилось 12 туменов, в каждом по 10 тыс. всадников, разделились они на три «руки». Две «руки» взяли Рязань, ныне, верно, Москву разоряют, несколько тысяч идёт востока, по Волге, сейчас они, верно уж под Нижним Новгородом. А третья рука в степях сторожит. Да такую силищу сам Диавол не остановит!