Алексей Янов - Орда

Новобранцы, в отличие от ветеранов, то и дело хмурили носы от острого, тошнотворного запаха крови, кишок, конского пота и сгоревшего пороха. Раненных животных и монголов добивали на месте. Несмотря на имевшиеся заметные потери, я считал, что в этом первом бое достиг главного результата — полки из новобранцев, да и войско в целом наглядно убедилось, что монголы вовсе не бессмертные, а обычные двуногие твари, с которыми можно воевать, их можно убивать и самое главное — побеждать! Самооценка у всего личного состава прошедшего по этому кровавому снегу резко возросла. Все те, кто прошагал по этому «Марсову полю» с куда большей уверенностью в собственных силах, начали втягиваться в эту поистине Священную войну.

И отбросили мы степняков, надо сказать, хорошо, с большой для себя прибылью. Был захвачен большой обоз с припасами и награбленным добром. Огромные повозки, что тащили медлительные волы и верблюды, просто не поспевали за туменами и постоянно плелись в хвосте, мы на этом их и подловили!

Приблизившись к лесной опушке, что занимала вершину невысокого, обширного и достаточно пологого холма, перед нашими глазами предстала картина спешно сворачиваемого монгольского становища, более всего напоминающего разворошённый улей. Сквозь лагерь, как очумелые, проносившись с дикими криками, улепётывали всадники. В лагере царил всеобщий переполох и невероятное столпотворение.

По моему приказу выстроенные в несколько колонн рати бодро устремились к прекрасно видимой, беззащитной и такой заманчивой цели. Медлить тут было нельзя, ведь нам предоставилась возможность лишить монголов огромного числа обозов, не воспользоваться этим случаем было бы просто преступно!

Даже когда, после артиллерийского обстрела, первые колонны начали втягиваться в монгольское становище, минуя первые в беспорядке разбросанные шатры и юрты, огромное число ордынцев всё ещё не могло покинуть собственный лагерь, превратившейся для них в ловушку. Паникующие ордынцы бросались под копыта своих более удачливых сородичей, пытаясь силой завладеть четвероногим транспортом. Вокруг неосёдланных свободных лошадей среди монголов разгорались целые побоища, каждый хотел как можно быстрей вырваться отсюда.

А тем временем полковые колонны распадались на батальонные и ротные, при этом, не снижая скорости, они стремительно продвигаясь во всех направлениях, как щупальцами охватывая с каждой минутой всё большую и большую часть лагеря. Попадавшимся им на пути мечущихся в страхе степняков быстро упокоевали ударами копий и бердышей, раскраивая черепа и заливая снег алой пенящейся кровью.

В этом бурлящем лагере была собрана, казалось, вся Азия — разномастные воины, слуги, женщины, китайцы в своей специфической одежде, море юрт, степных кибиток, повозок с волами и верблюдами. Кто — то из ордынцев бежал в лес, кто — то впадал в ступор, кто — то огрызался с оружием в руках, кто — то рыдал, кто — то сдавался распластавшись на земле или приняв положение сидя и сложив руки на голову.

— Да здесь настоящий бедлам! — улыбка невольно распирала моё лицо.

— Не понял государь? — приблизился ко мне вестовой.

— Вызови сюда воеводу Аржанина! Пока путь расчищен, нужно выйти к реке Судогда и преградить монголам прямой путь на юг.

— Слушаюсь, государь!

Забегая вперёд скажу, что и этот манёвр мне тоже удался. Посланные к югу — западу части сумели оседлать стратегически важный приток Оки Поль, а затем, двигаясь по реке Сойме, они вышли к реке Судогда, также перегородив её засеками. Туда были направлены все наличные «посошные» и «городовые» рати, набранные частично из демобилизованных военнослужащих, частично из городских полков. Управляемостью на поле боя они никакой не обладали, воевать толком не умели, а потому именно их я определил на самый статичный участок нашей обороны — реки Поль и Судогда. Некоторую часть «посохи» планировал и дальше оставить в этом лагере, разбитом на расстоянии дневного перехода от Владимира. Здесь также будет частично разгружен обоз, останется и прочее не столь нужное в боях хозяйство. С собой же были взяты только оружие, боеприпасы и запас продовольствия (сухпая) на несколько суток. Все эти посошно — городовые полки от меня получили один лишь приказ — стоять насмерть и монголов ни в коем случае не пропускать. Далее, если мне будет сопутствовать удача, эти посошно — городовые рати я планировал использовать в качестве гарнизонных войск в городах Владимиро — Суздальского княжества.

Не успел я переговорить с воеводой, командующим «посошно — городовыми» ратями, спровадив часть этих войск в путь — дорожку, как к нам стали массово прибывать русские полоняники. Освободившись от верёвок рязанские, коломенские и московские полоняники радостно кричали и истово молились, обретя нежданную свободу. Зачистка шатров, юрт шла полным ходом, пленных мы не брали, уничтожая на месте всех лиц азиатской наружности. Полуголые невольники поодиночке или группами бежали, размахивая руками и при этом что — то истошно крича, прямо на надвигающиеся на них колонны русских войск. Их пропускали и не трогали, а они, словно ополоумевшие от нежданно нагрянувшей свободы не снижая скорость забега, устремлялись прямо к нашему громадному обозному хозяйству. Только там их удавалось привести малость в чувства, накормить, приодеть и отправить назад в монгольские шатры для ночёвки. Собственные армейские войлочные палатки все были наперечёт, а лишнего барахла мы с собой не возили.

Ушедшие в Коломну городские полки владимирцев так и не возвратились домой. Те немногие счастливчики, что всё же смогли вместе с остатками дружины вернуться в столицу, рассказали горожанам о случившемся под Коломной поражении русских ратей. Конные отряды монголов до самой Москвы преследовали разгромленного противника. На дорогах, полях, в городках и сёлах ещё долго валялись вместе с издохшими конями изрубленные тела ратников.

С того самого Чёрного дня во Владимире не умолкали полные отчаяния вопли и стенания, в каждой семье нашлось кого оплакивать, в церквях и день и ночь заунывно служили заупокойные молебны. А вскоре в столице объявились «милостиво» отпущенные ордынцами полоняники. Народ их встретил с воплями радости, быстро сменившимися на крики ужаса. Половина зрячих с отрезанными носами и губами вела по улицам обезображенных слепцов с выколотыми глазами. Окружившие этих несчастных столичные жители пытались было их расспросить, но в ответ звучала лишь непонятная гугнивая речь, словно у совсем малых детей — языки у всех отпущенных монголами полоняников оказались усечены. Приведённая в оторопь и трепет толпа горестно взвыла о мщении…