Алексей Янов - Орда

— Молодцы владимирцы!

— Не спеши, — одёрнул я воеводу, — рано радуешься. Кивком головы дружинник согласился со мной.

— Государь, а дальше, похоже, случилось предательство, да не одно! Князья, бояре и церковь предали владимирцев!

— Что! Не может быть! Брешешь! — послышались возмущённые возгласы.

Молча, с недовольством осмотрев воевод, я заставил их замолчать.

— Говорят, что владимирский епископ Митрофан хотел, было к тебе, государь, в Смоленск сбежать, да его князья не пустили. Во время осады епископ всем принялся говорить, что Владимир обречён и его уже не спасти, а потом дал своё благословление на пострижение князей и бояр в монахи!

Кто — то нервно рассмеялся, но большинство воевод и полковников молчали, но выглядели слегка ошарашенными. Пользуясь случаем, я прокомментировал случившееся.

— Сразу всех предупреждаю, если кто из моих военноначальников в час грозных испытаний откинет такой номер, в монахи подастся, то я прикажу такого умника сразу на кол посадить и самого будущего монаха и всю его семью и того попа кто вздумает пострижение произвести. А вообще за церковниками повнимательнее следите, — обратился я к начальникам спецслужб.

— Ты, значит, Некрас, считаешь, что если бояре с князьями, перед тем, как смерть в бою принять постриглись в монахи — это значит, предали горожан? — всё — таки не удержался от провокационного вопроса командир 36–го Слуцкого полка Сергий.

Дружинник не успел ответить, шпилька явно предназначалась мне.

— Ты воевода говори, да не заговаривайся! — в эти слова я вложил весь свой накопившийся гнев. — Суздальский воин нам ясно сказал, что епископ Митрофан сначала сбежать хотел, а потом принялся подрывать боевой дух защитников города, говоря, что все они обречены на смерть и город не удержать. Пострижение в монахи подразумевает отстранение от мирских забот. В тот самый час, когда враг стоит у ворот, князья с боярами самоустраняются, оставляя войска и жителей без руководства обороной города! —

Чуть ли не змеиным шёпотом я спросил: — ты и впрямь считаешь, что подобным образом поступать правильно?

Присутствующие на совещании от напряжения даже перестали дышать, руководители спецслужб понимающе переглянулись, а телохранители обхватили рукояти своих мечей, вопрошающе поглядывая на меня.

— Нет! Нет! Государь! — протестующе заломил руки Сергий, — я не в том смысле сказал!

— А в каком смысле? — подозрительно уставился на воеводу начальник СВР.

— Я имел в виду то, что предательство здесь может и не было, просто князья с боярами знали, что монголы их в бою убьют, раз уже в стенах проломы пошли, вот они и постриглись в монахи, чтобы на небесах предстать … — полковник не договорил, видя, как моё лицо наливается гневом, и тут же поспешно добавил, — а про то, что дух у защитников от этого может убавиться, об этом я не подумал! Винюсь пред тобой государь! — с этими словами Сергий сверзился с лавки, упав на колени. — Честное слово, клянусь тебе государь, сказал и не подумал!

— Если ты боишься с не замоленными грехами пред Господом Богом предстать, хотя я и не верю, что простым пострижением можно сразу все грехи перечеркнуть. Чтобы грехи замолить, в скитах да пустошах надо не один год прожить, — я прервался, поняв, что меня не туда понесло, — но сейчас у нас не о том речь. Мне кажется, что тот, кто так печётся о спасении своей души и так боится Страшного суда, в час роковых испытаний не должен занимать командную должность.

— Государь, честное слово, сказал, не подумал! — чуть не плакал полковник, сминая в руках свою шапку.

— Пока я тебя переведу в учебный военный лагерь в Смоленскую область, а дальше будет видно. А твоей ратью поставим командовать одного из твоих комбатов, из тех, кто постарше и поопытнее — я обернулся к телохранителям. — Проводите полковника в путь — дорогу и срочно вызовите сюда комбата … нет, — я поправился, — теперь уже нового полковника Слуцкого полка.

— Будет исполнено! — телохранители бодро увели «под белы рученьки» растерянного Сергия.

Обсуждение прервалось на несколько минут, все молчали, посматривая на моё крайне смурое лицо, заговорить никто не решался. Наконец, в сопровождении телохранителей, вбежал запыхавшийся и слегка взъерошенный комбат. Найдя меня взглядом, он, как и положено доложил.

— Государь! Комбат–107 Ивор Дивеев, по твоему приказанию прибыл!

Я встал и подошёл к нему, внимательно оглядел со всех сторон, заглянул в глаза. Всё указывало мне, что я вижу перед собой, честного, добросовестного служаку. Своему чутью я привык доверяться, оно редко когда меня подводило.

— Поздравляю со званием полковника, Ивор! — я пожал своему новому назначенцу, растерявшемуся от такой новости, руку, и пригласил присесть на освободившееся за столом место.

Дивеев на плохо слушающихся ногах было последовал за мной, но потом вдруг вспомнил ритуал, от досады, чуть не стукнул себя по лбу, резко остановился передо мной и громко отчеканил.

— Служу государю и Отечеству!

— Вольно, полковник! — я похлопал ему по плечу, — занимай свободное место. У нас тут, понимаешь, церковь подрывает в осаждённых войсках боевой дух, распространяя пораженческие настроения, постригая князей и военноначальников всем скопом в монахи. Ещё раз повторяю, за такие проделки и попов и вояк буду целыми семействами на кол сажать. Чувствуешь, что слаб духом — приди и подай в отставку, не доводи до греха! Для таких людей у меня всегда найдётся другая служба, менее опасная для жизни.

— Государь, позволь мне досказать! — робко подал голос Некрас, увидев мой кивок, он продолжил. — Во Владимире были случаи прямого предательства, я не успел договорить, меня прервали.

— Интересно девки пляшут! Не томи, друже, говори всё, что знаешь!

— Сыновья великого князя Всеволод и Мстислав, ночью тайно покинули город и с богатыми дарами отправились в стан Бату — хана. А Бату — хан хоть и богопротивный басурманин, но предателей, ведать, не жалует. Поначалу этих князей к городским стенам выводили, но, не смотря на все посулы, ворота владимирцы им так и не отворили. Не верили они их словам. Так как проку от князей для монголов не было их просто и быстро прирезали. Говорят, я сам не видел, князья на коленях умоляли сохранить им жизнь, но Бату — хан повелел их казнить.

— А переяславльский князь и его сын, что же делали?

— На следующую ночь брат великого князя Ярослав Всеволодич вместе с сыном Александром и с лучшей частью своей переяславльской дружины попытались прорваться из города. Никто из них не вырвался, видать все полегли… Теперь воевода Пётр Ослядукович возглавляет оборону города

— Ещё что — нибудь знаешь? — раздался властный голос Аржанина в наступившей тягостной тишине.