Александр Михайловский - Операция «Яростный полдень» [СИ litres]

– Организованное сопротивление окруженных частей, товарищ Сталин, уже сломлено, – возразил Василевский. – Последний выход на связь немецких частей из котла отмечался три дня назад. В настоящий момент последние еще не сдавшиеся окруженцы представляют собой мелкие группы по три-пять тысяч человек, обремененные большим количеством раненых и почти без патронов. Еще несколько дней – и армейскую операцию под Минском можно заканчивать, передавая функции по зачистке местности истребительным отрядам НКВД.

– Ну хорошо, товарищ Василевский, – сказал Сталин, откладывая в пепельницу погасшую трубку, – мы даем вам на завершение этой работы еще неделю. Но к тому моменту, как наша армия начнет решающее наступление в Польше, в Москве необходимо провести парад военнопленных, по образцу того, который прошел в другой истории в августе сорок четвертого года. Скольких немцев вы уже успели взять в плен за это время?

– Всего группы армий «Центр» и «Север» включали в себя примерно семьсот тысяч солдат и офицеров, – сказал Василевский. – Сто тысяч сидят в Курземском котле, еще примерно столько же мелкими группами через территории Прибалтики сумели уйти в Восточную Пруссию. Сто пятьдесят тысяч нам удалось пленить, еще тридцать тысяч пока бродят по лесам, остальные предположительно погибли. Наши похоронные команды пока захоронили не более тридцати тысяч немцев, и эта работа осложняется тем, что их трупы разбросаны на огромной территории, и зачастую там, где годами не ступала нога человека.

– Очень хорошо! – повеселев, кивнул вождь. – Отдайте распоряжение грузить всех, кого удалось взять в плен, в эшелоны и отправлять в Москву. Будем оттаптывать Гитлеру его любимую больную мозоль, показывая всему миру большое количество битых нами белокурых юберменшей. И вот когда мы выкинем немецкую армию еще и с территории Польши, то придет время ставить в этой истории точку. Не так ли, товарищ Иванов?

– Именно так, товарищ Сталин, – подтвердил посол русских из будущего, – в тот момент, когда фронт выйдет на границы Германии и даже самому тупому немцу станет ясно, что эта война проиграна – тогда и придет время умереть фюреру германской нации только для того, чтобы его преемник сумел договориться с нами о почетной капитуляции. Вероятность такого исхода выше семидесяти процентов. Уж очень герр Рейнхард хочет жить, пока даже не догадываясь, какую роль мы ему уготовили на процессе над поджигателями этой злосчастной войны.

– Да уж, – хмыкнул в рыжие усы Верховный, – быть вашим врагом, простите за каламбур, врагу не пожелаешь. Умеете вы уязвить до самых печёнок. Врагов после такого у этого Гейдриха будет легион или даже целых два. Один в нашем мире, а другой в вашем.

– Мир у нас там подлый и жестокий, – ответил Сергей Иванов, – и каждая собака норовит сделать нам гадость. Ну и мы научились не оставаться в долгу и раздавать всем сестрам по серьгам, кто чего заслужил. В последнее время тема начала этой войны стала там у нас крайне зловонной. Особенно наших заклятых «друзей» на Западе заводит тема пакта Молотова-Риббентропа. С опорой на это вполне тактическое соглашение, подобное которому Германия имела фактически с каждой европейской страной, в том числе и с Польшей, в нашем мире сейчас утверждается тезис о равной ответственности Гитлеровской Германии и Советского Союза за развязывание Второй Мировой Войны. И в то же время полностью замалчивается роль стратегической Мюнхенской конференции, на которой Англия и Франция – державы-победительницы в прежней мировой войне – зажгли перед Гитлером зеленый свет в его завоевательном походе на Восток. Так что отнюдь не Гейдрих будет главной жертвой этой комбинации с международным трибуналом нового типа, и даже не политические элиты вашего Запада, которые к тому времени будут разгромлены военным путем, а наши евроатлантисты – враги жестокие, беспринципные и лицемерные. Именно их мы собираемся сунуть рылом в лохань с собственным дерьмом и заставить выхлебать ее до дна. А Гейдрих тут так, просто сопутствующая жертва: человек, который в послеверсальской Германии, как ему казалось, пошел по дороге, вымощенной благими намерениями, и очутился прямо в аду.

– Да уж, – подтвердил Сталин, – трудно у вас там. Как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Впрочем, есть мнение отпустить наших генералов и обговорить с вами кое-какие вопросы с глазу на глаз. Так что, товарищ Василевский и вы, товарищ Матвеев, идите, а товарищ Иванов пока задержится для душеспасительной беседы с товарищем Сталиным на общеполитические темы.

Пять минут спустя, там же.

Присутствуют те же, минус генералы.

– Товарищ Иванов, – сказал Верховный, когда генералы собрали свои документы с картами и вышли из кабинета, – а теперь разъясните, пожалуйста, смысл интриги с назначением в Венгрии двух соправителей? Я понимаю, что Иштван Хорти оказал нам большую услугу, сэкономил время и сберег жизни наших солдат, но не слишком ли толстый слой меда с маслом вы намазали на его бутерброд?

Сергей Иванов посмотрел на советского вождя кристально чистым, честным взглядом и ответил, чуть заметным пожав плечами:

– А лично Иштван Хорти и его заслуги тут вообще ни при чем. То есть заслуги и авторитет «доброго малого» тут при чем, но в самой минимальной степени. Не было бы его – пришлось бы для уравновешивания молодого коммуниста Яноша Кадора выдвигать аналогичную фигуру, но с меньшим потенциалом.

– А зачем вообще требуется уравновешивать коммунистов? – с чуть заметным раздражением спросил Сталин. – Утверждая социальную справедливость и низвергая господство класса помещиков и капиталистов, мы приближаем к воплощению вековую мечту человечества. Учение Маркса и Ленина всесильно, потому что оно верно.

Сергей Иванов хмыкнул и сказал:

– И Маркс с Энгельсом, и товарищ Ленин, да и вы сами, товарищ Сталин, много раз повторяли, что марксизм – это не догма, а руководство к действию. И тут получается неувязка. Практические результаты воплощения теоретических построений отличаются от желаемого результата зачастую до полной неузнаваемости. Социализм в СССР строили, с грехом пополам приспосабливая европейские теоретические выкладки к расейской действительности, а теперь, после войны, начнется обратный процесс – выработанный на наших просторах шаблон будут со страшным скрипом пытаться прикладывать к малюсеньким европейским странам. Население той же Венгрии меньше, чем Московской области вместе с Москвой. Если изучить послевоенные события в нашем мире, кто и чего творил в Восточной Европе на ниве ускоренного построения социализма, то становится видна вызванная левыми перегибами и торопливостью цепь народных бунтов, антиправительственных мятежей, внутрипартийных и межпартийных склок, закончившаяся для мировой системы социализма весьма печально. Все умерло, и воскрешение не представляется возможным.