Александр Михайловский - Операция «Яростный полдень» [СИ litres]

Выслушав эту тираду, советский вождь подошел к столу и с каким-то особенным ожесточением принялся набивать свою трубку.

– Вы полагаете, что уравновешивая наших товарищей наиболее прилично выглядящими несоциалистическими элементами, вы устраняете возможность левых перегибов? – спросил он. – Но не случится ли при этом так, что перегиб произойдет вправо – и страна, только что отвоеванная нами у буржуев, вернется в лоно мирового капитализма?

Сергей Иванов на это ответил:

– Американцы, когда восстанавливали германскую государственность в западных оккупационных зонах, заставили руководство новорожденной Федеративной Республики Германия подписать секретный договор – так называемый канцлер-акт – в котором описывались пределы немецкого суверенитета на сто и более лет. Это компонент системы защиты интересов Советского Союза, так сказать, на государственном уровне. Такой договор о пределах суверенитета должен действовать без различия того, какая политическая фракция – левая или правая – победила в данный момент на выборах. В нашем прошлом в ФРГ социал-демократы плясали под американскую дудку ничуть не менее бодро, чем правые консерваторы. Второй уровень защиты должен быть чисто партийным. Коминтерн, который вы, слава Марксу, Энгельсу и Ленину, еще не распустили, должен следить, чтобы его подопечные не впадали ни в правый, ни в левый уклон, а их вожди не пытались построить для себя систему личной власти. Третий уровень – это двухпартийная политическая система и тайный договор между двумя партиями о том, как широко может колебаться государственная политика, чтобы не навредить национальным интересам, потому что при уклоне вправо будет задействован пункт «один», а при уклоне влево – пункт «два». На начало двадцать первого века любая попытка построить однопартийную систему приводила к тому, что фракционная политическая борьба переносилась внутрь партии власти. И там, в тихом партийном омуте, водятся самые жирные черти: Тито, уже известный вам Ракоши, Дубчек, Чаушеску, Горбачев с Ельциным, наконец. Видели бы вы, сколько всякой сволочи повылезало из недр КПСС на переломе между восьмидесятыми и девяностыми годами. И, как правило, это были отнюдь не рядовые коммунисты, а партийные идеологи, секретари обкомов и горкомов… Всем «хороши» американцы, но их двухпартийная система, после гражданской войны связанная внутренним консенсусом, более ста лет удерживала их истеблишмент от разложения. И только в результате четверти века внешней непререкаемой гегемонии параллельно начали интеллектуально проседать обе их партии…

– То, что вы сейчас сказали, – произнес Сталин, чиркая спичкой, – есть подтверждение гегелевского тезиса о единстве и борьбе противоположностей. Мы этот момент прежде как-то упускали, считая, что достаточно победить, а дальше все устроится само собой. Как теперь видно, не устроится. Что касается ваших отсылок к американскому опыту, то должен сказать, что учиться у врага можно и даже нужно. Единственное, для чего сейчас нет ни почвы, ни оснований, так это для установления двухпартийной системы в СССР. Попытка сосуществования в рамках советской власти большевиков и левых эсеров продлилась недолго и закончилась весьма печально.

– Процесс деградации советской элиты, – задумчиво сказал Сергей Иванов, – которую не сумел удержать в тонусе даже внешний враг – это вопрос особый, я бы даже сказал, первоочередной. Если опять, как и в нашем прошлом, разложение охватит центр системы социализма, то заботы по стабилизации ее периферии сразу потеряют всякий смысл. Но вы совершенно правы в том, что для введения двухпартийности в СССР никаких оснований нет. Эту развилку, в отличие от стран будущих народных демократий, вы прошли еще двадцать лет назад. Единственное, что приходит на ум – активнее продвигать по партийно-государственной лестнице людей дела: конструкторов, организаторов производств и успешных военачальников, отсекая от карьеры тех, кто способен лишь разговаривать идеологически выверенными лозунгами.

– Но эти самые люди дела могут иметь самые разные, в том числе и несоветские убеждения, – хмыкнул Сталин, выпустив клуб дыма, – или не иметь никаких убеждений вовсе. Мало ли в Российской империи было талантливых организаторов и генералов, вставших после революции на сторону белого движения или убежавших за границу? Вы думаете, мы не знаем о талантливом физике и организатора академике Сахарове, который под конец своей жизни приложил немало усилий для разрушения страны, которая дала ему все? Так что люди дела – тоже не панацея. Оставшись без идеологического контроля, они могут разнести систему социализма вдребезги только потому, что она покажется им не такой эффективной, как капитализм. Ведь этот ваш «человек дела» – это узкий специалист, который, как говорил Козьма Прутков, подобен флюсу, ибо его полнота односторонняя. Кинувшись из одной крайности в другую, можно получить тот же процесс разложения, только в профиль. Вопрос этот очень ответственный – как говорил Ильич, архиважный, – и мы думаем над ним с того самого момента, как узнали о существовании Врат и лежащего за ними вашего мира. Ведь надо быть полным дураком, думали мы тогда, чтобы не изучить собственные ошибки и ошибки своих преемников и не выработать лекарство от болезни, убившей разом и Советский Союз, и вместе с ним всю систему социализма. Но это был очень наивный подход. Целая команда из не самых глупых людей под нашим собственным руководством работает почти год, но мы до сих пор не пришли ни к какому конкретному выводу. Пока вся наша деятельность в этом направлении ограничилась выявлением в вашем прошлом людей, нанесших ущерб системе построения социализма, и их решительной нейтрализации, но мы понимаем, что это не более чем полумеры…

– Возможно, единственный ваш шанс спасти все – это одерживать одну окончательную победу за другой, – немного подумав, сказал Сергей Иванов, – и помнить, что каждый шаг назад или даже остановка приближает ваше государство к гибели.

– Вот эту истину, товарищ Иванов, следует высечь бронзой по граниту, – сказал Сталин. – Впрочем, о том же писал наш великий советский педагог товарищ Макаренко, чьи идеи, как нам кажется, были незаслуженно забыты.

– Возможно, что это именно товарищ Макаренко был настоящим советским человеком, который успешно совмещал идеологическое воспитание с профессиональной эффективностью, – сказал Сергей Иванов, – а те, кто его критиковал и третировал, и вам, и нам как бы совсем не товарищи…

– Мы поняли вашу мысль, – сказал Сталин, пожимая руку российскому послу в знак прощания, – и можем обещать, что тщательно ее обдумаем.