Тим Волков - Фаворит смерти [СИ]

— Что случилось? — спросил я, впрочем не ожидая внятного ответа.

Охранник пожал плечами, сказал:

— Велено было попросить вас к нему. Немедленно.

Значит и в самом деле что-то случилось. Я кивнул Ольге.

— Пойдем.

— Не пойду! — вспыхнула та.

— Нам тут запрещено быть, — заметил я.

— А я… а я все равно тут буду! Назло ему!

Охранник заметно напряглись — лезть в семейные разборки у них не было никакого желания.

— Пошли, хватит вредничать.

Я взял сестру за руку и потянул в лифт.

В дверь, где сидела Анфиса глухо стукнул — раз, другой.

— Анфиса, — крикнул я. — Не переживай. Мы тебя вытащим. Обязательно вытащим.

Мы спустились вниз, вышли из башни. Ольга сразу же отошла в сторону, чтобы не пересекаться с отцом.

— Ты что-то хотел? — спросил я, поглядывая на Вяземского.

Тот был чрезвычайно хмур.

— Новости появились кое-какие.

— Какие?

— Никита Бартынов мертв.

Я некоторое время стоял неподвижно, пытаясь до конца понять сказанное. Потом зачем-то переспросил:

— Как это мертв?

— Не знаю, — пожал плечами отец. — Убили вроде его.

— Убили?! — еще больше удивился я.

— Что-то можешь по этому поводу сказать? — отец пристально посмотрел на меня.

Но я его уже не слышал — я набирал номер телефона Андрея, моего соседа по комнате.

Друг ответил не сразу, раздраженно, словно я оторвал его от каких-то важных дел.

— Это правда? — воскликнул я в трубку.

— Что?

— Никита мертв?

Долгая тишина в ответ. Потом едва слышно:

— Да. По радио школьному объявили. Тебе оповещение не приходило разве? Опять, наверное, администрация не всем успела настроить.

Андрей начал говорить что-то еще, кажется, про уроки и предстоящие занятия, но я его уже не слышал — положил трубку.

Почему? Почему так происходит? Все, кого-то я знаю, умирают? Неужели я и в самом деле проклят?

«Это все из-за тебя! Это ты подстраиваешь смерти моим близким и знакомым!» — обратился я к костлявой.

Но та молчала.

— Максим, — Вяземский подошел ко мне. — Что можешь сказать по поводу его смерти?

Вопрос был странным.

— А что я могу сказать? — слов и в самом деле не находилось.

— Ну ты же дружил с ним. Может, что-то слышал, какие-то враги у него были? Может, конфликтовал он с кем-то?

— А откуда ты знаешь про дружбу? — переспросил я и усмехнулся. — Следил за мной? Тогда зачем спрашиваешь — лучше меня все, наверное, прекрасно знаешь.

— Не знаю, потому что не следил. Мне просто говорили доверенные мне люди. Я должен был знать что ты попал в нормальную компанию, — покачал головой отец. — Если Бартынова-младшего убили — то не просто так. Возможно, какие-то игры ведутся, о которых мне неизвестно. Надо быть готовым ко всему — еще неизвестно каким боком это выйдет нашему дому.

— Опять ты со своими политическими играми! — не выдержал я. — Причем тут вообще твой дом?!

— Успокойся! — рявкнул отец, видя, что я начинаю погружаться в истеричное злое состояние. — Поверь моему огромному опыту — когда единственный и наследный сын боярина Верхней думы умирает от рук неизвестных — это коснется всех.

— Бартынов был фаталист! Он чихать хотел на все эти клановые интриги. Они ему были не интересны. Он… он… — я задыхался от слез. — Он не боялся смерти!

— Интересны — не интересны, — хмыкнул Вяземский. — Это сейчас не важно. Важное другое — были ли у него какие-то враги?

— Не было, — буркнул я. — По крайней мере я о таких не знаю.

— Уверен? Может, он все же что-то говорил, в беседе, на учебе?

— Я устал.

— Вспомни.

— Вспомню — когда Анфису освободишь, — мне охватила холодная злость.

— Ах ты…

Я побрел прочь — слушать ругань Вяземского мне не было никакого желания.

Мертв — крутилось в голове. Как же так? Убили. За что? Что плохого он сделал? А главное кому?

Вяземский шел следом, но медленно — ему вновь позвонили по телефону и он о чем-то в полголоса говорил.

Мы вошли в дом — у меня было четкое желание как следует напиться. Но осуществиться планам было не суждено.

— Господин Вяземский! — воскликнул Нианзу, выбежавший из-за угла, словно поджидал там нас.

В голосе его отчетливо слышалась тревога.

Слуга почти бегом метнулся к нам. В руках у него был белый конверт с красной печатью на сгибе.

— Тут по спецсвязи принесли уведомление.

— Что еще за уведомление? — нахмурился отец. — Собрание будет?

Китаец пожал плечами.

— От Бартынова вроде.

— От Бартынова? — еще больше нахмурился Вяземский. — На похороны что ли приглашает? Зачем тогда спецсвязью? Еще и с пометкой «Важно! Срочно!». Странно.

Он открыл конверт и прочитал его. С каждой новой строчкой брови его все ближе и ближе смыкались у переносицы.

— Что там? — не выдержал я.

— К себе приказал явиться. Прямо домой. Еще и вместе с тобой.

— Я то ему зачем?

Вяземский не ответил. Обратился к китайцу:

— Машину. Срочно.

— Уже, господин Вяземский, подали! — кивнул китаец, указывая на главный вход.

— Пошли, — кинул мне отец.

— Подожди я переоденусь, — попросил я.

— Некогда, — ответил Вяземский и грубо схватив меня за руку, потянул к выходу. — Когда вызывает начальство, да еще и срочно, не до нарядов. Что-то случилось. И чует мое сердце что что-то нехорошее.

Как в воду глядел.

В комнате Бартынова, старшего думного боярина Верхней палаты, было темно и тихо. Траурно.

Едва мы зашли, как нас окутал табачный дым — хозяин комнаты не спеша курил сигару. Едва нос привык к дыму, как я почувствовал второй аромат — терпкий запах дорого коньяка.

Сам хозяин сидел за огромным дубовым столом, откинувшись на кожаном кресле, больше похожим на трон. Вокруг Бартынова стояли его верные слуги — аристократы разных мастей.

Вяземский заметно занервничал.

Один из спутников Бартынова подошел к нам, кивнул, показывая где следует остановиться.

Мы повиновались.

— Здравствуйте, Константин Александрович! Просили явиться по делу, — начал Вяземский, но Бартынов молчал, внимательно оглядывал меня, не соизволив даже поздороваться.

Мне стало не по себе.

Очередная струйка сизого дыма вырвалась из тонкого рта думного дворянина.

Бартынов был седым. Словно присыпанные серебряной пылью волосы идеально уложены, такая же белая бородка в стиле «ван дюк», какие-то каменные глаза, словно вырезанные из мрамора, недвижимые, не живые.

— Я выражаю свое соболезнования по поводу смерти вашего сына, — склонил голову Вяземский. — Это очень печально, что произошло. Слышал по новостям… Что может быть страшнее, чем хоронить своих детей? Еще раз примите мои соболезнования.

— Соболезнования? — спросил Бартынов, прищурившись.

Это выражение лица мне не понравилось.