Тим Волков - Фаворит смерти [СИ]

Отца это тоже смутило, но он не стал уточнять — не в том положении сейчас находился. Хотя, наверное, и без того было понятное, что настроение в такой скорбный час у думного дворянина высокого ранга будет ни к черту.

— Не догадываешься почему тебя вызвал? — после долгого молчания спросил Бартынов.

Вяземский пожал плечами.

— Нет, не знаю. Возможно, что-то связанное с поставками материала за второй квартал? Там небольшая задержка, но все в пределах договора, наверстаем в третью декаду, извольте не беспокоиться…

Бартынов рассмеялся.

— Мне твои поставки не нужны. Перед ними Императору государю будешь отчитываться. — Тон голоса хозяина стал ледяным. — А мне ты на другой вопрос ответь. Как быть мне со смертью моего наследника? Моего любимого сына Никиты?

— Я еще раз хочу выразить свое сожаление по поводу столь невосполнимой утраты. Я вас прекрасно понимаю — у меня у самого недавно умер средний сын, Олег Вяземский. И ваше горе мне знакомо и близко. Это правда очень горько и такое горе пережить очень сложно. Но что я могу сказать по этому поводу? Право не знаю. Трагедия. Страшная трагедия.

Бартынов пронзал взглядом отца.

— И больше ничего не хочешь сказать?

— Что еще я должен сказать? — насторожился Вяземский.

— Например, кто его убил.

— Я не знаю этого, — осторожно ответил отец, понимая, что тут кроется какой-то подвох. — Но если я могу быть чем-то полезен, то безусловно помогу. У меня есть хороший сыскарь.

— Нет, сыскарей мне уже не нужно, — злобно ответил Бартынов. — Уже все, что нужно, мои люди нашли. Смотри.

И с этими словами кинул на стол небольшой металлический предмет.

Увидев его, мое сердце сжалось. Нет! Как это… Не может быть!

Я дернулся, невольно потянул руку к груди. Это жест увидел Бартынов и криво улыбнулся.

— А вот твой сынишка, кажется, все понял.

— Что это? — спросил Вяземский севшим голосом, хотя и сам прекрасно понимал что это.

Как такое возможно? Сон! Дурной сон!

Бартынов медленно произнес:

— Это тотем твоего рода, Петр Андреевич. Беркут. Прекрасная вещица. Чистое золото, с рубинами, и серым бериллом. Очень хорошая работа. Мастер постарался. Дом ювелира Фёрсберга? Узнаю его подчерк. Наверное, приличную сумму выложил за нее? И вот на обратной стороне даже гравировочка есть, кому он принадлежит. Знаешь кому? Твоему сыну, Максиму Вяземскому. А знаешь где нашли этот тотем? — хозяин пристально посмотрел на нас. — Возле бездыханного тела моего любимого сына.

В комнате повисла гнетущая пауза.

— Как это… — наконец вымолвил Вяземский. — Ерунда какая-то!

— Нет, не ерунда. А прямая улика, говорящая о том, что твой сын убил моего. Даже капли крови есть на тотеме.

— Это ошибка какая-то! — выдохнул Вяземский. И повернулся ко мне: — Максим, ты терял тотем? Ты его видимо потерял, вот и всё объяснение!

— Не надо, Петр Андреевич, устраивать тут цирк, — с нажимом произнес Бартынов.

— Это случайность! Разве вы не понимаете! Всяко бывает. Может быть Никита, сам… я не хочу конечно наговаривать, но всякую версию, пока она не опровергнута, нельзя отметать… может быть, Никита сам стащил у Максима тотем. Ну чисто случайно. Ну знаете какие дети озорники, возьмут что-то посмотреть и положат к себе в карман, не со зла, просто случайно. Или, может быть, Максим подарил тотем Никите. Ведь так? Максим, ты подарил его Никите?

Вяземский посмотрел на меня с таким выражением лица, словно бы говоря: «скажи да, болван! ради всех святых скажи да!».

Но врать я не мог. Соврал бы — предал Никиту.

— Нет, — сокрушенно ответил я. — То есть я не знаю. Навряд ли он бы стал это делать, я имеют класть к себе в карман мой тотем. Да я и не давал даже ему его смотреть.

Вяземский глянул на Бартынова.

— Тем не менее, эту версию нельзя отметать!

— Прекратите, — устало произнес хозяин дома. — Думаете, все дело в тотеме?

— А в чем же тогда еще?

— А вот в этом.

Бартынов достал из ящика револьвер и демонстративно положил его на стол, рядом с тотемом.

Это было то самое оружие, которое постоянно таскал с собой Никита. И именно с него мы в пьяной беспечности стреляли в себя, когда первый раз познакомились.

Что скажет Бартынов я уже знал.

— Что это? — напряженно спросил Вяземский, понимая, что когда на стол извлекается оружие, ничего хорошего от беседы не жди.

— Именно из этого револьвера и застрелили Никиту, — пояснил хозяин дома. — Баллистическая экспертиза это уже подтвердила. И знаешь, Вяземский, что самое интересное? На рукояти оружия остались отпечатки пальцев твоего сына, Максима.

Такого козыря крыть отцу было нечем.

— Что скажешь в свое оправдание, Максим? — в упор посмотрел на меня Бартынов.

— Там такая глупая ситуация получилась… — только и смог вымолвить я и нервно хихикнул.

Что я мог ему сказать? Что мы в первом нашем знакомстве стрелялись в самих себя будучи в дребезги пьяные, пытаясь подтвердить теорию Никиты о фатализме и роке? Звучало бы это максимально не убедительно, поэтому я решил что в данном случае лучше молчать.

— Ситуация не простая, — произнес Бартынов.

Говорил он медленно, с некоторой ленью, от чего складывалось впечатление, что он ведет светскую беседу, а не серьезный разговор. А вот я лихорадочно соображал. Да, отпечатки могли остаться — все-таки я брал оружие в руки. Но прошло столько времени? Возможно с тех пор Никита и не доставал больше оружия. А убийца? Его отпечатки? Их нет, значит работал в перчатках. Все против меня.

— Весьма не простая, — повторил он, глянув себе на ногти.

Ногти были идеально ухожены и, кажется, даже накрашены бесцветным лаком, блестели, отражая лицо глядящего словно маленькие зеркальца.

— И в этой ситуации я имею полное право требовать сатисфакции. Открытое объявление вражды — это не то, чего я хотел бы, хотя повод вполне подходит. За убийство в прошлые века воевали поколениями. Вспомни хотя бы Менделеевых. Сколько с их стороны было убито? А со стороны их обидчиков, Астафьевых? Бесчисленное количество. Оба рода теперь канули в небытие — потому что перерезали друг друга. Такой ли участи мы хотим для своих семей? Думаю, что нет. Смерть в любом своем проявлении — это плохо.

Бартынов пристально посмотрел на значок тотема, потом на пистолет.

— Так что у меня есть предложение для тебя, Вяземский. На одной чаше весов будет клановая война между нашими родами, которая неизвестно когда и чем для обоих нас закончится. В любом случае ты знаешь нас и наше неоспоримое преимущество в боевом плане. Также поддержку окажут другие семьи, с которыми мы дружим. Фамилии называть не хочу, но ты их всех знаешь — читаешь о них в ежедневном политическом вестнике. Думаю, исход битвы будет понятен сразу. И он будет не в твою пользу.