Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

«Ее используют в качестве подсадной утки. Футляр. Что она этим хотела сказать? Послание для меня? Хм. Раз она здесь оказалась, значит, сказала на допросе, что мы с ней встретились в лавке антиквара. Отсюда чекисты могли сделать только один-единственный вывод: антиквар его сообщник. Значит…» – тут мои мысли оборвали два подходящих к лавке молодых человека.

До этого они шли, разговаривая между собой, по улице, но в какой-то миг им вдруг неожиданно захотелось купить какую-нибудь антикварную вещицу, причем на любителей антиквариата они походили точно так же, как я на балерину. Уже на подходе один из них бросил, как ему показалось, незаметный взгляд на извозчика, который в ответ «тайно» кивнул ему головой. Открыв дверь, под звон колокольчика оба чекиста вошли в лавку.

«О как! Засада. Хм. А как будет рад Абрам своим новым клиентам, словами не опишешь».

Спустя десять минут Катя с «кавалером» вышла, села в пролетку, извозчик тронул вожжи, и они уехали. Я заказал еще чай, но теперь уже со сладким пирогом.

«Остались двое. Зря приехал. Теперь футляр. Она оставила его там. Записка? Нет, они бы первым делом его проверили. Что-то передать словами через антиквара? Так что может сказать или передать неопытная женщина, если рядом чекист? – все эти вопросы, словно стая ворон, закружились в моей голове, но ответы на них я мог получить только от старого еврея. – Значит, так. Сначала домой. Скину вещи, а заодно обдумаю ситуацию».

Спустя два часа я открыл дверь квартиры, где меня встретило легкое похрапывание Воскобойникова. Поставил саквояж с мешком в углу, улегся на диван в гостиной, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию и составить план действий. Спустя какое-то время глянул на часы. В моем распоряжении было еще три часа до закрытия лавки. Поднявшись, я направился к двери.

Приехав на место, стал прочесывать рядом с антикварной лавкой близлежащие улицы. Не прошло и двадцати минут, как я нашел компанию из четырех мальчишек-беспризорников. Двое из них, постарше, лет тринадцати-пятнадцати, сидя на ящиках, играли в самодельные карты, а двое младших, семи-восьми лет, играли со щенком, бегавшим вокруг них, весело тявкая.

– Привет, дети улицы.

Все четверо замерли в напряжении, уже готовые сорваться с места и бежать, только щенок подбежал ко мне, обнюхал мою руку с пакетом и затявкал.

– Это вам, – я протянул пакет с пирожками мальчишкам. – Вкусные пирожки. С мясом.

Младшие ребятишки с голодной жадностью уставились на пакет.

– За что? – не двигаясь с места, спросил меня один из старших парней.

– Мне нужно, чтобы вы передали незаметно записку хозяину одной лавки, а потом принесли от него мне ответ. Сейчас его сторожат два человека. Берите пирожки. Если не согласны, пойду искать других ребят, но если все пройдет хорошо, получите пятьдесят рублей.

– Пятьдесят? Честно отдашь?

Я увидел, как округлились от удивления глаза у всей компании. Их можно было понять, так как средняя зарплата рабочего была шестьсот-семьсот рублей.

– Честно.

Пока мальчишки жадно ели пирожки, при этом не забывая своего четвероного друга, я сидел на ящике.

– Давайте знакомиться, – предложил я ребятам.

– Давайте! – подхватил мое предложение один из младших, русоволосый пацаненок. – Меня Ванькой кличут, а его – Егоркой.

При этом он толкнул локтем в бок второго паренька, который ответить не мог, так как откусил сразу половину пирожка и пытался его сейчас прожевать. Вожак назвался следующим:

– Степка.

Последнего беспризорного звали Дмитрием.

– Меня зовите дядя Василий.

Съев угощение, мальчишки какое-то время шептались, потом один из них подошел ко мне.

– Говоришь, старик обязательно пойдет в трактир?

Я кивнул головой.

– Так я ему по пути записку суну в карман. Я ловкий, а его охранника тем временем парни отвлекут.

– А как он узнает, что у него в кармане записка?

– Узнает, – и мальчишка хитро мне подмигнул.

В семь часов вечера Абрам Моисеевич закрывал свою лавку и шел ужинать в трактир. Как я и подумал, его сопровождал один из чекистов, а второй в это время стоял у закрытой входной двери с оружием наготове.

«Грубо работают».

Хозяин антикварной лавки и сопровождавший его чекист только успели перейти улицу, как сразу оказались в окружении мальчишек. Пока вожак с протянутой рукой и жалобной физиономией начал у антиквара клянчить деньги, трое других беспризорников облепили чекиста с криками:

– Дяденька, купи щенка! Купи! Недорого отдадим!

– Отцепись, босота! А ну кыш, стервецы! – отбивался от них чекист.

Спустя десять минут после этого события я встретился с мальчишками на их месте.

– Молодцы, парни. Ловко сработали. Держите пятьдесят рублей. Еще пятьдесят получите, когда принесете ответ.

– Ух ты! – восхищенно произнес один из малышей, глядя на пятидесятирублевую бумажку, которую зажал в кулаке их главарь.

– Теперь заживем! – поддержал его второй паренек.

Их поддержал веселым лаем щенок.

Спустя час мальчишки принесли мне бумажный листок, который выкинул из окна своей спальни Абрам Моисеевич. Это была записка, которую написала для меня Катя. Прочитав ее, я дал Степке сто рублей. Тот удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал, засунув деньги в карман своих драных штанов.

– Пока, дети улицы.

– Пока. До свиданья, дядя, – наперебой попрощались со мной мальчишки. – Приходи еще.

Теперь мне стала понятна осведомленность чекистов в отношении меня. В записке, кроме предупреждения, говорилось, что у них есть фото, на котором я изображен с какой-то девушкой. Я помог ей – Долматова, как могла, помогла мне.

«Храбрая и сильная духом женщина. Повезло ее мужу. Насчет фото все ясно. Видно, тогда на квартире, собираясь впопыхах, Таня оставила наше общее фото. К тому же не учел, что убийства голыми руками для этого времени большая редкость. Благодаря этим фактам чекисты смогли объединить эти дела».

Когда я вернулся в квартиру, Иван Николаевич что-то уже готовил на кухне. Выйдя в гостиную, спросил:

– Как дела?

– За антикваром присматривают чекисты.

Он бросил на меня внимательный взгляд, но так как я ничего добавлять не стал, спросил:

– Что-то серьезное?

– Это из-за меня. Мое фото есть у чекистов. Думаю, что мне пора менять свою личность и уезжать из города.

Воскобойников какое-то время молчал, задумавшись, потом сказал:

– Похоже, пришла пора прогуляться на Сретенку.

Солдаты, горожане, нищие, беспризорники, воры – все они толкались на площади, перед Сухаревской башней. Крестьяне продавали свою продукцию прямо с телег, продавцы, сидящие в мелких торговых лавках, выкладывали на прилавках, но почти треть рынка составляли мешочники и горожане, выкладывавшие вещи, представлявшие хоть какую-то ценность. Чего тут только не было: граммофоны, пластинки, сервизы, чиновничьи мундиры и женские шубы.