Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

– Что мы имеем, товарищи? У этого человека две фамилии. Беклемишев и Чапаевский. Он владеет смертельными тайными приемами. Отлично стреляет. Все это только подтверждает, что это хитрый и матерый зверь, который не остановится ни перед чем. Он не просто так появился – у него здесь какое-то особое задание. Товарищи! Перед нами стоит непростая задача найти и арестовать этого человека. Какие мысли по этому поводу у вас, товарищи?!

Встал Мартин Лацис.

– Товарищ Петерс, я тут уже подумал с сотрудниками и могу уже кое-что предложить. На допросе Долматовой выяснилось, что после освобождения мужа и отца они собирались уехать из Москвы, уплыв на пароходе. В разговоре с Чапаевским она сказала ему об этом, и тот, похоже, заинтересовался такой возможностью. И еще. Мы подумали так, почему этот Чапаевский, еле знакомый с женщиной, помогает ей такой большой суммой денег?

– Почему? – усмехнулся заместитель Дзержинского.

– Долматова – красавица редкая. Думаем, запал на нее этот белогвардеец. Отсюда появилась у нас мысль: вернуть ее домой с сестрой. Понятно, что под нашим присмотром. Может, клюнет гад на наживку. Также думаю направить наших сотрудников на пристань. Пусть подежурят, ведь в лицо они его знают.

– Помните, товарищи, что он нужен нам живым! Только в крайнем случае открывать огонь на поражение! Это приказ, товарищи!

Разбудил меня утром помятый Иван Николаевич, от которого почему-то несло не перегаром, а липко-сладкой женской парфюмерией.

– Как отдыхалось? – поинтересовался я у него.

– Машка – женщина-конфетка! И сама в теле, и нужный подход к мужчине имеет. Вадим Андреевич, что я хотел сказать: если не случилось ничего срочного, то прямо сейчас спать залягу.

– Ради бога, Иван Николаевич. Отдыхайте.

Я привел себя в порядок и решил, что Воскобойников прав, нам надо избавиться от остатков вещей, а заодно обговорить с Абрамом Моисеевичем детали возможной работы охранником. На всякий случай. Шахматы я решил оставить Воскобойникову, пусть любуется, после чего загрузил вещи: часть положил в саквояж, а остальные засунул в наплечный мешок. Завтрак решил не готовить, а поесть в трактире, расположенном напротив лавки. Уж больно мне там пирожки понравились. Вот только выйдя на улицу, понял, что у большевиков что-то глобальное случилось. Где-то ревел заводской гудок, потом к нему присоединился еще один. Только дошел до перекрестка, как по улице проехала колонна из пяти грузовиков, битком набитых вооруженными людьми. Над передней машиной развевался транспарант «Все на борьбу с контрреволюцией». Ехали они в сторону вокзала. Народ, как нетрудно было заметить, идя по улицам, был слишком нервный и возбужденный. На улицах люди собирались кучками, переговаривались. Проводил взглядом грузовики и уже собрался идти дальше, как наткнулся на ехидный взгляд старичка в пенсне, остановившегося рядом со мной.

– Что, уже бежать пора, молодой человек?

Этими словами он намекал на саквояж в моей руке и вещевой мешок за плечом.

– Так сразу и не скажешь, – усмехнулся я. – Но если большевики бегут в ту сторону, то мне с ними не по пути.

– Понятно. Говорят, в Ярославле вчера что-то началось. Вот только, что там случилось, толком никто не знает. С самого утра наблюдаю всю эту суету. Машины с вооруженными большевиками туда-сюда мотаются. Слышали заводские гудки?

Я качнул головой.

– Так это пролетарии собирают боевые дружины. Вы не знаете, что происходит?

В памяти что-то всплыло. Ярославль. Восстание? Что-то было, но чем закончилось, я не знал.

– Нет, – я покачал головой и предположил. – Восстание горожан?

– Чего не знаю, того не знаю, молодой человек, а врать не буду.

Не успел он закончить фразу, как к нам подошли двое молодых людей. Если судить по фуражкам, это были студенты.

– Слышали, господа?! В Ярославле вспыхнуло восстание, сейчас туда большевики бросают все силы. Вроде как город захватил сильный офицерский отряд, – с ходу сообщил один из них.

– Дай бог! – старичок перекрестился. – Так, может, они дальше, к Москве, пойдут?

Студенты, перебивая друг друга, стали излагать свою версию возможных боевых действий. На их громкие голоса к ним сразу стали стекаться люди, жаждущие новостей, а я, наоборот, отделился от начавшей собираться толпы и неторопливо пошел по улице, обдумывая ситуацию.

«Ярославль совсем близко, а это значит, что в Москве могут ввести военное положение. Вернуться? Нет. Взялся, значит, до конца».

Идя по улице и глядя на лица людей, я просто физически чувствовал, как растерянность и тревога собираются над городом, словно грозовые тучи. Взбудораженный народ выплескивался на улицы, пытаясь понять степень опасности, суть которой они просто не понимали, но это не мешало им митинговать и выкрикивать плакатные лозунги.

Идя, я старательно высматривал свободного извозчика, но они мне по дороге не встречались, а трамваи, как обычно, были набиты народом. Из-за всего этого мне пришлось затратить на дорогу времени в два раза больше, и когда я, наконец, оказался на месте, то был уже в достаточной степени недовольным и голодным. Без раздумья сразу свернул в трактир. Быстро пробежав глазами по залу, отметил, что время уже обеденное, а людей сравнительно немного. Обстановка даже сказывалась и на посетителях. Обычно, по опыту моих наблюдений, гости таких заведений ели спокойно и вдумчиво, получая удовольствие не только от вкуса пищи, но и от ее приема, а теперь те, которых я видел в зале, ели быстро и торопливо, видно куда-то спешили. Только в глубине зала сидела небольшая группа людей, которые не торопясь пили чай и тихо переговаривались. Оценив обстановку, я сел за стол у окна. Сразу подбежал уже знакомый половой. Получив заказ, тут же умчался в сторону кухни. Сначала я бросил взгляд в сторону лавки, потом по обеим сторонам улицы.

«Тихо и спокойно. Пока».

Когда я, не торопясь, допивал чай, подъехал извозчик, который привез… Екатерину Долматову с «кавалером». Лицо у молодой женщины было бледное и решительное. «Кавалер», одетый в пиджачную пару и шляпу, помог ей сойти, подав руку, а затем проводил молодую женщину в лавку. Сопровождавший ее чекист и сам наверняка прекрасно представлял, насколько он не соответствует своей роли. Это легко читалось на его чуть растерянной и сконфуженной физиономии. Да и как оперативник он представлял собой полный ноль, судя по его «незаметным» настороженным взглядам, бросаемым по сторонам. «Подставной извозчик» был ничуть не лучше. Для своей роли он излишне резво крутил головой по сторонам. Я сразу отметил в руке молодой женщины футляр с гарнитуром, тот самый, который она хотела продать старому еврею. Она его держала так, словно выставляла напоказ.