Михаил Шелест - Араб Пётр Великий. Книга первая

Матросы с помощью длинных абордажных багров накинули толстый канат на столб, вбитый у пирса и наш парусник прижался к причалу кранцами.

- Отдать носовой продольный. Набить концы на кабестанах .

Команды я намеренно выкрикивал громко и чётко. Экипаж, отработанно действовал. Лишних на палубе не было.

- Швартовка - это зрелище, - внушал я экипажу, - и по тому, как швартуется корабль, будут относиться к каждому из нас. И ко мне, и к вам. Если вы отшвартуетесь, как обезьяны, то и обращаться к вам станут, как к обезьянам. Только портовые шлюхи будут вам в награду. А если вы отшвартуетесь красиво, то, может быть, кому-нибудь достанется и дочь губернатора. В случае грамотной швартовки палубная команда в полном составе уходит в увольнение до утра.

Наша палубная команда в выбеленной парусиновой робе выглядела достойно. Сразу после швартовки весь экипаж выстроился под развернутыми вдоль оси судна парусами.

- Экипаж, смирно! - Крикнул помощник и строевым шагом двинулся ко мне.

- Господин капитан! Корабль прибыл на территорию Королевства Португалия - остров Сантьяго!

- Товарищи моряки! Поздравляю вас с прибытием на Родину!

- Ура! Ура! Ура-а-а! - Ответила команда.

Некоторые морские волки плакали.

На причале стояла оглушительная тишина. Вряд ли жители видели что-либо подобное. Слышались только крики чаек и шум прибоя. Время остановилось. А потом всё вдруг ожило и зрители радостно закричали.

- Вахтенные на вахту. Остальные в увольнение. Разойдись! - Крикнул помощник.

* * *

Капитан Себастиу Алвареш ди Ландим, правитель острова Сантьяго смотрел на меня с подозрением.

- Вы сильно изменились, дон Педро за это время. Вам сейчас, если мне не изменяет память, двадцать семь лет?

- У вас хорошая память, дон Себастиу.

- Вы выглядите значительно старше.

Я подошёл к стоящему в комнате большому стоячему зеркалу и посмотрел на себя. На меня из-под прямых, чуть нахмуренных бровей, смотрел суровый взгляд зелёных глаз. Плотно сжатые, слегка искривлённые губы, прикрытые усами и бородой, были едва видны. Коричневые, с сединой, длинные волосы спадали на плечи. Мне казалось, что лицо моё должно быть добрым и ласковым, потому, что у меня было хорошее настроение, однако у меня был суровый вид. Я удивился.

- "То-то от меня шарахаются мои моряки", - подумал я.

Я вспомнил, что почти год назад тоже стоял у этого зеркала, но сейчас на меня смотрел немного другой человек. Тот же самый, в этом сомнений не было, но и другой.

- У вас точно были зелёные глаза? - Спросил губернатор.

- Вообще-то, они были карими, - сказал я удивлённо.

- Вот и я о том... Такое я видел у хамелеонов. Это такие древесные ящерицы. Их привозят со Святого Лаврентия. Они меняют цвет кожи.

- Я тоже видел таких, но в глаза им не заглядывал, - рассмеялся я. - Хоть бы жена меня узнала, а то домой не пустит.

Капитан порта снова удивился, потом понял, что я так шучу, и тоже рассмеялся.

Мы пробыли на Сантьяго четверо суток. Экипаж отрывался по полной. Я дождался изготовления мне одежды, потому что выглядел в своей, уже не по моде. Очень пригодился тот разноцветный шёлк, который я отобрал у китайцев и спрятал от Альбукерка.

На третьи сутки я вернулся на корабль в сине-красном камзоле, синих, до колен, панталонах, в высоких красных сапогах и красной атласной короткополой шляпе с пером райской птицы.

- Вы шикарно выглядите, капитан! - Не смог удержаться от реплики мой помощник, когда я поднялся на палубу.

Я посмотрел на него своим "нежным" взглядом.

- Извините, капитан, - поперхнулся он.

- Всё нормально, Санчес. Завтра снимаемся. В полночь общая поверка. Опоздавших с увольнения на хозработы. Кроме швартовой команды. Те гуляют до утра.

- Будет исполнено, капитан!

- Принимаю вахту, помощник.

- Вахту сдал, кэп. Могу сойти на берег?

- Можешь. Удачи. Наши в "Красном быке".

* * *

В Лиссабон входили не так красиво, но тоже при большом скоплении зевак. Нам пришлось ночь пережидать на рейде, пока портовые власти определялись с нашей государственной принадлежностью и портом приписки.

Альбукерк выписал судовые документы на "Ларису" и приписал нашу джонку к порту Малакка. Увидев печать губернатора Индии и островов "Пряностей", как на ней было написано, оба офицера вытянулись по стойке смирно, вернули мне с поклоном бумаги и удалились.

На следующее утро к джонке подгребли шесть парусно-вёсельных ботов и аккуратнейшим образом сняли нас с рейда и приставили к причалу. Наша команда и сейчас не ударила, как говориться, лицом по грязи, и продемонстрировала собравшимся зрителям тот же самый спектакль. С той же театральной паузой в финале, и с тем же самым зрительским эффектом.

Мои моряки, я чувствовал это, получали наслаждение и удовлетворение, как настоящие артисты. Кроме оваций и криков восторга на палубу полетели цветы и крики: "С освобождением!".

Просто я вчера не забыл сообщить портовым властям, что весь мой экипаж состоит из освобождённых португальских моряков, которые несколько лет были в рабстве у китайцев и этот парусник нами захвачен в бою.

Ещё с борта среди восторженной толпы я увидел человека в монашеском облачении - длинном серо-коричневом шерстяном плаще с капюшоном, спущенном на плечи и каппой на голове, того же неприятного цвета. Настроение сразу ухудшилось. Монах во сне - к проблемам, а наяву... Думаю, к тому же.

Монах отвёл взгляд в сторону и положил крест-накрест два пальца правой руки на два пальца левой, а потом наоборот. Увидев, что я обратил внимание на эти знаки, он исчез в толпе. Я пожал плечами. Для меня его манипуляции ничего не значили, как я не напрягал память Педро.

- Стояночная вахта! - Крикнул помощник. - Остальные свободны!

Моряки повалили на причал.

Когда толпа любопытных и мои моряки, сопровождаемые желавшими их угостить, исчезли, я увидел ещё одно, явно выделявшееся лицо, богато одетого господина лет тридцати, аристократического вида, стоявшего в окружении ещё троих таких же. У всей четвёрки вид не соответствовал праздничному настроению убывших граждан.

Несколько раз бросив на меня взгляд, вся четвёрка подошла к борту "Чайки", а отмеченный мной, как лидер, господин обратился ко мне несколько хамовато.

- Дон Педро, если не ошибаюсь? - Спросил он. - Вы несколько изменились.

- Да. Чем обязан? И главное, - кому?

- Вы не узнаёте меня? - Удивился говоривший. - Я - Дуарте де Менезеш, губернатор Танжера.

- И чем я могу вам быть обязан?

- Как? - Возмущённо воскликнул тот. - Вы оскорбили меня!

- Когда? - Удивился я. - Каким образом?

В моей памяти не было ни намёка на конфликт с этим дворянином.

- Накануне вашего отплытия в Индию вы в присутствии моих друзей, - он показал рукой на стоящих чуть поодаль молодых господ, - высказались обо мне, как о недостойном правителе Танжера. Вы сказали, что должность мне перешла по наследству от моего отца, а не за мои заслуги.