Михаил Шелест - Араб Пётр Великий. Книга первая

Вопросы были.

* * *

Остров Сантьяго встретил нас радушно, но задерживаться в Прае мы не стали, а залившись водой и загрузившись солониной на утро ушли в океан.

Я не особо беспокоился за следом идущие корабли и, взяв ветер, бакштагом быстро от них оторвался. "Чайка" моя летела по волнам Атлантического океана. Душа моя пела, сердце радостно стучало. Я большую часть дня находился на баке. Меня умиляла носовая надстройка с ровной площадкой. Я устроил здесь себе типа кафедры с креслицем, в котором можно было сидеть, пристегнувшись ремнями и смотреть в даль.

Специфика движения под парусом, как все понимают, - отсутствие ощущения "ветер в харю" из-за уравнивания скорости ветра и корабля. Если, конечно ветер не встречный. И это мне очень нравилось.

В той жизни я тоже любил ходить под парусом, и я это помнил. Ещё я вспомнил свою любимую песню. Когда в очередной раз мой парусник взбирался на очередную океанскую гору, в голове у меня зазвучало:

- Тут вам не равнины, тут климат иной.

- Идут лавины одна за одной,

- И здесь за камнепадом идет камнепад.

- И можно свернуть обрыв обогнуть,

- Но мы выбираем трудный путь,

- Опасный, как военная тропа.

Я аж привстал.

- Да-да-да! - Простучал в голове пулемёт.

- Тук-тук-тук! - Поддержал его АГС-17

Голова закружилась.

- Нет-нет-нет! - Сказал я себе. - Песня пусть остаётся, а всё остальное за борт. Не надо, чтоб ветер холодил былые раны.

А в ушах уже звучало:

- Пора-пора-порадуемся на своём веку...

Погода стояла прекрасная, ветер почти попутный: восток-юго-восток, настроение великолепное. Шли пятые сутки пути.

- Тьфу, тьфу, тьфу, - сплюнул я, повернувшись через левое плечо, и увидел что-то похожее на парус. Или на скалу. Не помнил, чтобы здесь в Атлантике торчали скалы.

Взяв "трубу" и с трудом поймав "объект в объектив" я увидел четырёхмачтовую каракку. Она бодренько шла на запад, вероятно от берегов Африки. Они здесь все так ходили: сначала по Африке, потом, следуя ветру и течению поворачивали на запад. И выносило их прямиком на экватор в устье Амазонки.

- Слева по курсу парус! - Крикнул матрос. - Десять кабельтовых.

Минут через тридцать парусник можно было разглядеть нормально. Наши курсы пересекались. Быстро пересекались.

- Интересно, знают ли они правило "помеха справа"? - Сказал я. - Не собираются же они нас таранить?

- Право румб, - сказал я матросу-репитеру.

- Право румб, - крикнул матрос.

Джонка отклонилась от курса.

- Право два румба.

Парусник отворачивать не намеревался.

- Прямо по курсу скалы, - крикнул матрос. - Два кабельтова.

- Три румба в право, - сказал я.

Джонка, переложилась и снова, рванулась вперёд, взяв ветер другим бортом. Мимо нас с левого борта пронеслись скалы.

- Твою ж..., - не успел договорить я, как раздался удар и треск.

- Они что там? Слепые? - Крикнул я. - Парус по ветру.

Каракка напоролась на скалы.

Сбросив ход, мы вернулись к скалам с подветренной стороны и обошли их вокруг.

Островок был совсем крохотный и состоял из пяти, стоящих кольцом, остро поднимавшихся из воды зубов. Это были просто камни. Между ними плескались волны. Каракка плотно засела между двух "зубов" и тонуть не собиралась.

На её палубе суетились матросы. На бушприте стоял, вероятно, капитан и смотрел за борт.

- На лоте десять футов.

- Майна якорь.

- Кто вы такие? - Крикнул я в рупор.

- Франки! - Крикнул офицер.

- И что же вы тут делаете, франки?

- Я тосканец на службе у франков. Меня зовут Джованни да Верраццано.

- И куда направлялись, господин Джованни?

- К берегам Санта-Круз, - чуть помедлив, ответил тосканец.

Всё с ним было понятно. Браконьер. Трелюет красное дерево. Издеваться над ним мне вдруг расхотелось.

- Много вас?

- Тридцать пять моих и двадцать рабов.

- У меня всё под жвак. Только на палубе есть место. Могу взять максимум десять-пятнадцать. Дождёмся мою флотилию. Зажигайте фонари. Завтра должны подойти.

Мы и сами рассветили джонку, как новогоднюю ёлку.

- Со стороны подумают, что горим, - подумал я.

Я позвал тосканца к себе на борт, но он отказался.

Как и ожидалось, мои расчёты оказались верны, все мои суда появились на горизонте около полудня, и шли вполне себе по установленному курсу. Чуть левее этих скал.

Увидев нас, они вскоре уже бросали якоря рядом. А кому не хватило якорного места, крепили чалки с помощью шлюпок за камни. Благо море не штормило. Нам везло.

Но перегрузились мы знатно. Грех было оставлять восемь пушек. Я сильно пожадничал. Раскрепив их по свободным портам, я взял ещё капитана. Остальных франков и рабов распихал по коробкам.

- Вы предупредите сразу своих, - сказал я тосканцу. - Если будут "барагозить", пойдут кормить крабов.

- Что есть - "барагозить"?

- Дурить и хамить. Пусть сидят, как мыши.

- Я предупрежу.

- И я не шучу! - Сказал я.

Капитана каракки я поселил в каюте капитана, заклинив смежную дверь. Вёл он жизнь затворническую, выходил из каюты редко. Видимо сильно переживал за свой погибший корабль.

* * *

Я уже не рвался вперёд, а шел, уменьшив площадь паруса и уровняв таким образом свой ход с остальной группой. До острова Фернандо добрались без приключений и все вместе, но останавливаться мы не стали. Воды мы набрали в пути, дождевой, так как вошли в зону тропических ливней, а тосканец высаживаться на острове расхотел, причину не объяснив.

- Я хотел бы тогда прояснить ситуацию. Мы идём не за добычей, а на мои земли. Мы там будем жить. И жить по моим законам и правилам. Все подчиняются мне и выполняют только то, что я скажу. Скажу со скалы прыгнуть, и придётся прыгать. Возвращаться скоро мы не собираемся.

Я пытался его запугать, но у меня не получилось.

- Я бы и сам прыгнул, - сказал он, абсолютно подавленным тоном.

И я от него отстал, только приставил часового к его каюте.

Через трое суток мы, точно в рассчитанное мной время, увидели материк и, с большой осторожностью, встали на якорь в некотором расстоянии от берега на глубине шесть футов под килем. Я не знал высоту здешних приливов-отливов и опасался посадки на мель. Такое часто случалось в Юго-Восточной Азии. Я видел отливы по два и три метра. Предчувствия меня не обманули. Утром корабль осел на два метра. Высадка на берег отменилась, и мы двинулись дальше.

Стояла дикая жара, а наши трюма были полны переселенцев. Мы ещё в Лиссабоне соорудили сборные вентиляционные трубы, как у меня на джонке, выставляемые с противоположных концов кораблей, которые обеспечивали движение воздуха в трюмах. До конца путешествия никто не умер.

Бразильское побережье манило зеленью, обилием разноцветных птиц и многоголосицей. Глубины манили кристально-чистой водой и пестротой морской живности, но мы шли и шли к своей цели, внимательно всматриваясь в глубины не на рыб, а ища дно и рифы, и делая необходимые измерения.