Михаил Шелест - Араб Пётр Великий. Книга вторая

Так гнобил я себя и седьмые сутки и двадцатые. Да... На десятые сутки пустые котелки исчезли. Я поставил их так, чтобы они загремели, упав, когда дверь отвориться, но шума я не услышал.

Я отключался намертво. Изнуряя себя движением, я вырубался едва прикоснусь головой к тюфяку с соломой. Вероятно, это включилась защитная реакция организма.

На двадцать первые сутки дверь растворилась полностью и я почти ослеп от света факелов. Честно сказать, я дико обрадовался.

Вошедшие вытолкнули меня в коридор и заставили двигаться не в сторону выхода, а в противоположную. Я запаниковал и задёргался, но получив неслабый тычок под зад тупым концом алебарды, побрёл вперёд.

Коридор заканчивался распахнутой дверью со ступеньками, ведущими вниз, в освещённое факелами помещение. Увидев находившиеся в нём приспособления, я едва не потерял сознание.

- Доигрался хрен на скрипке, - внезапно осипшим голосом сказал я.

Слишком у меня всё шло гладко с момента моего падения за борт, как написал мне в письме один мой давний знакомый, когда прочитал про мои, описанные мной, приключения.

До этого мне порой катастрофически не везло, а здесь такой фарт и уже сколько лет.

Я вспомнил про принцип маятника. Чем лучше, тем хуже. "Несчастные случаи на стройки были? Нет? Будут?".

Этот бред заполнял мою голову, когда меня клали на дыбу, привязывали руки и ноги, и навивали верёвки на барабан, растягивая моё тело. Боль, боль, боль, боль и боль заполнили меня.

Не желая уходить из жизни беспомощным калекой, я согласился переписать свои депозиты на указанных мне лиц и рассказать про моё остальное имущество, и как им воспользоваться. Имена были вполне европейские, в основном италийские.

Таким образом я лишился всего своего официального богатства, но меня снова положили на дыбу, и мне пришлось рассказать о спрятанных кладах.

В конце концов мне уже всё стало безразлично. Меня не кормили, чтобы не загрязнять пыточное ложе. Судя по тому, что палачи уходили и приходили, а я отключался в забытьи, суток прошло несколько.

Потом меня снова отвели в камеру и я потерял счёт времени.

* * *

- Очнитесь, сударь, - сказал кто-то. - Очнитесь!

Меня трепали по растянутому дыбой плечу, и я очнулся от нестерпимой боли.

Я лежал в относительно светлой комнате. Для меня даже полумрак сейчас был как яркий солнечный день.

- Где я? Кто я? - Сорвалось у меня с губ, и я улыбнулся, вспомнив анекдот: "Могу ли я? Магнолия?". Уже то, что я был не в каземате и не на виселице, для меня было счастье. Что-то изменилось. И, скорее всего, я буду жить.

- Что произошло? - Спросил я склонившегося надо мной старика.

- С вами? Лихоманка приключилась. От истязаний. Руки ноги горели. Ужо гаснет жар то. Слава Господу не вывернули хрящи и не порвали жилы. Да тело заязвилось.

Я с трудом поднял ладони к глазам. От кистей до плеч руки покрывали мелкие раны.

- Я позову князя, - сказал лекарь и вышел, но пришёл не скоро.

- Сударь, - снова разбудили меня.

У моих ног стояли два человека. Один мне кого-то напоминал. Кого-то из далёкой прошлой жизни. Второй спросил меня.

- Как, живы?

- Не знаю. Вроде жив, да на долго ль?

- Теперь, надо думать, на долго.

Ко мне подошёл первый и спросил по-английски:

- Вы в порядке?

Я узнал его. Это был один из "инструкторов" ордена, натаскивавших меня в Лондоне.

- Теперь уже да.

Из глаз потекли тихие слёзы.

* * *

Я начал вставать только на десятые сутки и был сразу вызван к царю.

Юрий Иванович, второй сын Ивана Третьего, встретил меня сдержано.

- Вы, герцог, взяли на себя самую тяжёлую ношу во время моего пути к престолу и будете вознаграждены. Мы не станем обсуждать действия моего брата. Вот все, подписанные вами грамоты.

Царь показал на стоящий в углу стол, прям-таки заваленный бумагами.

- Вы очень богатый человек, герцог.

- Всё нажито непосильным трудом, Ваше Величество. Искренне желал укорениться и поделиться частью нажитого с Родиной предков. Но... Не судьба.

- Почему же. Вы можете принять наше подданство. Мы готовы передать вам в удел... Допустим - Рязань. Или Дмитров.

- "Оно мне надо?", - подумал я. - "В вашем болоте для вас карасей ловить?".

- Благодарствую, Великий Государь. Я бы торговлей занялся. Не сам, конечно. У меня хватает служилых негоциантов. Позволь открыть английскую торговую компанию. А лучше - англо-русскую торговую компанию.

- Мы обдумаем дело, - уклончиво ответил Юрий Иванович.

* * *

Я был зол на Говарда, но и понимал, что разыграв меня в тёмную, он не рисковал провалить операцию по замене царя. Получив "казус бели", коим является угроза жизни королевскому посланнику, Англия, используя рыцарей тевтонского и ливонских орденов вторглась на территорию Руси со стороны Нарвы.

Внутри кремля уже действовали сторонники князя и ворота закрыть не дали. В том числе освободили и моих великанов. Двое из шестерых патагонцев погибло, прорываясь к Троицкой башне

Оставшиеся четверо перебили стражу, удерживали башню до подхода основных сил мятежников и вынесли меня на руках. Санчес тоже был ранен: посечён вдоль и поперёк и спасся от кровопотери только нашим проверенным средством: молотым табаком. Я и свои язвы за неделю им залечил и патагонцев убедил воспользоваться. Те отказывались категорически.

Юрий сын Ивана Третьего сидел под присмотром шпионов Василия Третьего в Дмитрове, который рыцари взяли без боя.

Не имея наследников престола, Василий Иванович запретил братьям: Юрию и Андрею не только заводить детей, но и жениться, пока у него не родится наследник.

Я, честно говоря, этого не знал.

Юрий, будучи всего на год младше Василия, тоже хотел оставить после себя потомков, и подойдя к сорокопятилетию уже в том сомневался.

Сам он переворот не готовил. Ущербных царём Василием было предостаточно, коих рука Лондона вовремя организовала.

Мой арест стал последней каплей в бочке терпения оппозиции, которая, обвинив царя в государственной измене, захватила кремль. То были противники "пролитовской партии", возглавляемой Глинскими, в 1508 году сбежавшими из Литвы после неудачного переворота и сговаривавшиеся с Василием Третьим о его женитьбе на юной ещё Елене. На данный момент ей было семнадцать лет.

На досуге я пришёл к мыслям, что Иван Грозный, в общем-то довёл Русь до гражданской войны и захвату её антинародной династией Романовых.

Какие у него были замыслы, мы не знаем, но результат известен. Даже его война с Ливонским орденом привела к тому, что земли ордена разобрали все, кому не лень, но не Русь.

В Ливонии, как мне помнилось, собрались все нормальные, не поддавшиеся Лютеранской обработке рыцари Христа, коих стремилась победить Польша. И победила с помощью Ивана Четвёртого, погубившего за двадцать лет сотни тысяч своих крестьян и усилив землями ордена своего исконного врага - Польшу.