Роман Злотников - И снова здравствуйте! [litres]

Мы добежали! Хотя последние два километра Аленка держалась исключительно на морально-волевых… Я даже некоторое время тащил ее за руку, поскольку чувствовал себя получше, но тоже сильно устал. Во многом, кстати, похоже, потому что, постоянно отвлекаясь на Аленку, у меня никак не получалось запустить привычный «круговорот» энергии… Вместе с нами бежала и группа поддержки, наполовину состоящая из прошлогодних юных спортсменов, а наполовину из вполне взрослых. Но они тут были скорее для массовки. Ну и для поддержки нас. Меня, кстати, так же пытались тащить и даже перехватить Аленкину руку, но я сердито рявкнул, а моя любовь просто шарахнулась от пытавшегося ей помочь парня, едва не грохнувшись на землю от резкого движения. Так что от нас отстали и просто бежали рядом, настороженно поглядывая в нашу сторону. Где-то за километр до «пушки», как этот памятник именовали все, проезжавшие по Киевскому шоссе, я прохрипел любимой:

– Похгехаем… ммжешь сма дбежать?

Она с полминуты не отвечала, хрипло дыша и только механически переставляя ноги, а потом с трудом сфокусировала взгляд на дороге и лишь после этого перевела его на меня.

– Хн-ма-х… – этот замысловатый звук, по-видимому, означал «да», потому что спустя еще несколько секунд она вяло шевельнула рукой, похоже, намекая, что я могу ее отпустить. Я осторожно отпустил, продолжая при этом бежать, вывернув голову и постоянно поглядывая на нее. Блин, что ж так-то… Мы ж действительно пробежали с ней на стадионе всю марафонскую дистанцию. И тогда она под конец забега хоть и выглядела усталой, но точно куда меньше, чем сейчас. А ведь мы еще не добежали… Может, дело в том, что сейчас мы скорее всего бежали быстрее, чем в тот раз? Нет, не потому, что у нас было какое-то «зачетное» время – главное было просто добежать. Но бежавшие вместе с нами спортсмены, похоже, эдак исподволь, заставили нас взвинтить темп. Не специально. Просто они-то явно привыкли бегать быстрее. И время от времени самопроизвольно «срывались» на более привычный темп. Ну а мы, раз за разом, чисто инстинктивно, поддавались на подобные «провокации», потихоньку прибавляя и прибавляя…

Как бы там ни было, уже перед финишем я снова схватил Аленку за руку. Не для того, чтобы тащить, а чтобы бежать вместе. Я чувствовал, что ей это точно нужно. Так что последние метров сто мы бежали рука в руке… И, похоже, у тех спортсменов, которые бежали вместе с нами, была установка дать нам первыми пересечь финишную ленточку. Потому что только этим я могу объяснить то, что это сделали именно мы с Аленкой. Остальные точно сохранили больше сил и вполне могли перед финишем ускориться. Но не стали… Ленточка была чисто символической, потому что ее держала в руках пара каких-то импозантных мужчин в костюмах. Один из них, судя по внешности, был евреем или армянином, а второй, похоже, русским. Причем оба казались смутно знакомыми. Но сил разглядеть их поподробнее у меня просто не было. А когда мы с Аленкой, все так же – взявшись за руки, сорвали грудью натянутую ими ленту, вся толпа, собравшаяся на площадке рядом с «пушкой», разразилась аплодисментами…

Все, что происходило с нами дальше, осталось у меня в памяти как в тумане. Меня обнимали, жали руки, похлопывали по плечу… мне совали в лицо микрофон, я что-то говорил, причем путаясь и перевирая те слова, которые должен был произнести и которые заучивал… меня шатало, кружилась голова… а потом все это закончилось. И мы с любимой уснули на заднем сиденье дедовой «Волги», на которой он повез нас домой. Ну да, его сюда допустили – единственного из всей нашей семьи. А когда проснулись… бли-и-ин! Как же это было больно! Аленка реально плакала, когда сумела-таки кое-как разогнуться и выбраться из машины, после чего, кряхтя и постанывая, поковыляла в сторону своего подъезда. А я… был не лучше. Единственное, что не плакал. Хотя очень хотелось… Болело все. И везде…

И только уже вечером, в программе «Время», я неожиданно узнал, что мне, оказывается, вручили удостоверение спортсмена-марафонца. Причем сделал это сам Виталий Георгиевич Смирнов, член Международного олимпийского комитета от СССР и заместитель председателя оргкомитета Игр XXII Олимпиады 1980 года в Москве. Он был одним из тех двух мужиков, которые держали ленточку. А вторым, которого я принял за армянина или еврея, оказался… слава богу, я сидел, а то бы точно упал – Чрезвычайный и Полномочный посол королевства Испания в Москве, а также вице-президент Международного олимпийского комитета маркиз Хуан Антонио Самаранч! Он нам тоже что-то там вручил. Уже вроде как от Международного олимпийского комитета. Или еще какой-то международной спортивной организации. Но что именно, я не запомнил… Н-да, похоже, несмотря на то что забег состоялся девятого мая и был типа посвящен юбилею Победы, «наверху» решили придать ему больший крен именно в рекламно-спортивную составляющую. Мол, нам не просто так доверили провести Олимпиаду, а заслуженно – смотрите все, у нас тут даже школьники марафонские дистанции бегают… Вот интересно – пока я занимался спортом сам по себе, жилы рвал, старался, носился, высунув язык, из одной секции в другую, то все время болтался где-то там, внизу, никому не интересный. Ну, если только, как объект для манипулирования и шпыняния… Но стоило вокруг моей деятельности появиться некоторому «политическому», ну, или скорее пропагандистскому «душку», так рядом начали такие фигуры возникать и такие дела разворачиваться – что меня нынче оторопь берет!

Впрочем, похоже, это вообще стандартный вариант. А лозунг «Спорт вне политики» – действительно всего лишь лозунг, ни на что реально не влияющий. Политика рулит! Я ведь прекрасно помню, как наших спортсменов наотмашь мочили за «лютый допинг», при том что число американцев с англичанами, которым та же самая WADA выдала разрешения на те же самые допинговые препараты вполне официально, – превышало число всех наших, против которых хотя бы выдвигались обвинения, в разы! Есть в правилах WADA такая иезуитская формулировочка «в терапевтических целях». Мол, больные они шибко, эти спортсмены, и помереть могут, если лекарствами не зальются. Надо войти в положение… А то, что эти лекарства на две трети состоят из того же самого допинга, за который других спортсменов дисквалифицируют направо и налево, – не имеет отношения к делу. Что назначил врач – то спортсмен и пьет. А все неудобные вопросы просто не замечаются. Не слышат их…

Я вздохнул и, отвернувшись от зеркала, принялся одеваться. Кроссовки, брюки, джемпер, кожаная куртка – пришлось раскошелиться и обновить прикид. У фарцы. Увы, в двухсотую секцию ГУМа меня никто за ручку не привел и не махнул широким жестом – мол, ни в чем себе не отказывай. Так что пришлось распотрошить сберкнижку и ухнуть на обновки почти тысячу рублей. Одни кроссовки стоили сто двадцать. А Аленкино джинсовое платье потянуло почти на двести. Но деваться было некуда – за границу едем. Или, как тут некоторые говорят: «В заграницу». А у советских собственная гордость…