Дмитрий Силлов - Закон войны [litres]

– Не ты ли такой же донос написал? – поинтересовался я.

– Написал, – зло огрызнулся Сапрыкин. – Потому что дурак был. А война глаза открыла, кто есть кто. Вот ты – человек, командир. Настоящий…

– А давай восхваления в мой адрес на потом оставим, – предложил я. – Надо людей из траншей уводить, пока не поздно.

– Согласен, – кивнул второй боец – Карпов, кажется. И, закинув винтовку за спину, достал нож с явным намерением разрезать путы на моих руках. Даже шаг ко мне сделал…

Но тут высоко в небе раздался вой, который ни с чем не спутаешь, даже если на войне не был…

– Ложись!!! – заорал я и сам первым рухнул на брюхо. Уши б зажать, да руки связаны…

Вой приближался стремительно и через долю секунды сменился страшным грохотом, от которого немедленно заложило уши. Напрочь, хотя я предусмотрительно рот открыл.

Артподготовка… Когда тяжелая артиллерия навесом методично прочесывает заданные квадраты, перемалывая людей в кровавую кашу. И все, что можно сделать, это лишь лечь на землю, вжаться в нее всем телом – и надеяться, что тебе повезет…

Я не знаю, сколько это продолжалось, в огненном аду нет понятия времени. Но когда насупила тишина, она странным образом подействовала оглушающе. Показалось, будто уши плотно ватой забили. Но это было уже неплохо, потому что если я ощущаю свои уши, намертво закупоренные тишиной, значит, я жив.

И это следовало проверить.

Я приподнял голову, огляделся…

Ну да, точно повезло.

Похоже, у фрицев был грамотный корректировщик, который отметил на своей карте, что в роще нет советских позиций. Рядом – есть, а в ней – нет. Потому огненный ураган прошелся совсем рядом. Редкие березы сохранились целыми, в основном рощу посекло осколками в щепу.

И не только их…

Неподалеку от меня лежал Карпов, и вместо головы у него было кровавое месиво, из которого торчал кусок рваного железа. Осколок. Крупный. Размоловший череп в кашу и застрявший в том, что совсем недавно было шеей.

А рядом со мной, зажав уши руками, лежал Сапрыкин, возле лица которого валялся мертвый соловей. Не успел далеко от рощи улететь, бедолага. Ему даже осколка не понадобилось – убило птичку взрывной волной и забросило обратно в то место, которое было его домом. Теперь ни соловья, ни рощи… Ни людей, которых глупый командир обрек на верную смерть.

Сапрыкин приподнял голову.

– Все?

Слышно его было неважно сквозь тишину, но я все же разобрал, что он сказал. И это тоже неплохо, значит, слух я не потерял.

– Не совсем, – качнул я головой. – Сейчас фрицы переправляться начнут. Припять река не особо широкая, через полчаса уже здесь будут.

– Наших… всех?

Я кивнул.

– Понятно…

Сапрыкин перевел взгляд на мертвого соловья. После чего выдал неожиданное:

– А знаешь, командир, если я выживу, то после войны лесником стану. Чтоб никакая тварь не могла зверюшек обижать. И природу.

Он кивнул на изуродованные березы, шмыгнул носом.

– Людей не жалко, не люблю я их. А вот это все – рощу, траву сожженную, соловья – прям до слез.

Я прищурился, по-новому взглянув на рядового Антона Сапрыкина. Пока безбородого, только пушок на верхней губе пробиваться начал. Но если брови ему погуще, бороду и морщины на лице, то вполне может быть…

Да нет, взгляд не тот. У того лесника, что я знал, в глазах жуткая чернота, как в ружейных стволах. Хотя она такая у всех, кто прошел настоящую войну и сумел остаться в живых…

Пока я размышлял, Сапрыкин поднялся, достал нож из-за голенища сапога и перерезал веревки, стягивающие мне запястья. После чего, спрятав нож обратно, спросил:

– Что теперь, командир?

Уже неплохо. Не бежит сломя голову отсюда, а вполне себе хладнокровно интересуется, что делать дальше. Война меняет людей, причем очень быстро. Из гниды в человека превращает запросто. Но случается, что и наоборот…

– Уходи, рядовой, – сказал я. – Беги к своим, причем как можно быстрее.

Сапрыкин хотел что-то сказать, но я бросил резко:

– Это приказ!

– А ты, командир, останешься один прикрывать этот рубеж?

В глазах у парня заранее разгоралось восхищение – в этом возрасте необходимо верить кому-то. Или в кого-то…

– Можно и так сказать, – отозвался я. – Иди.

Сапрыкин развернулся, сделал два шага, но остановился. Обернулся.

– Как думаешь, командир, мы еще увидимся?

Я усмехнулся.

– Обязательно, Сапрыкин. Обязательно.

Он ушел… А я подобрал «наган» капитана, пошарил в карманах трупа, найдя лишь сухарь да пригоршню патронов к револьверу. Потом я снял с ремня убитого флягу с водой и кобуру от «нагана», навесил все это на свой – и направился к месту, которое мог заприметить лишь глаз опытного сталкера.

Оно было недалеко от рощи, то место, где немецкий осколок сорвал с земли пласт дерна. И под ним я разглядел присыпанный землей металлический фрагмент – слишком ровный и слишком не ржавый, чтобы быть случайной железякой.

Я подошел ближе.

И понял, что не ошибся.

Это был люк.

Замаскированный люк, каких я немало повидал, блуждая по Чернобыльской Зоне.

В основном это были аварийные выходы из подземных лабораторий, но тогда я и подумать не мог, что в сороковые годы уже существовали эти лаборатории, где советские ученые создавали биологическое оружие.

И, судя по тому, что я видел в подземелье, у них все получилось.

Но сейчас меня интересовали не мутанты, которых юный Захаров вырастил в своих автоклавах. У меня из головы не выходили его слова насчет лазурного сияния, которое видели ученые, прежде чем бесследно исчезнуть.

Неужто речь шла о Монументе?

Теорий о его появлении я слышал достаточно, но никто еще внятно так и не сказал, что он такое на самом деле и откуда взялся. У Захарова было свое мнение на этот счет, у Директора – свое, Хронос считал, что Монумент возник как следствие Чернобыльской аварии…

А мне всегда казалось, что самая известная аномалия Зоны существовала уже очень давно. Многие сотни, а может, даже и тысячи лет некая форма инопланетного разума могла из глубин космоса прорваться сквозь земную атмосферу – и найти вечный покой глубоко под землей. А потом случайно ли, нарочно ли люди выстроили над его убежищем атомную электростанцию – но, к сожалению, ничем хорошим это не закончилось. В том числе и для Монумента, к которому начали ходить сталкеры за исполнением своих желаний.

Глупые люди… Свои желания человек должен исполнять сам, тогда все получается как надо. А если за это берутся другие – люди ли, аномалии ли, – выходит криво, плохо, и лучше б вообще не связывался.

Но бывало, что Монумент и вправду дарил людям самое настоящее исполнение желаний. И не только людям. Но это уже совсем иная история…