Дмитрий Силлов - Закон войны [litres]

Захаров кивнул.

И удивил меня изрядно во второй раз.

Внезапно преобразившись, он вышел из темноты – и походкой вусмерть пьяного направился к часовому. Который немедленно выплюнул окурок и направил винтовку на ученого. Однако увидев, что к нему идет крепко перебравший коллега по захвату чужих территорий, опустил оружие и проговорил что-то типа «сюда нельзя, проваливай».

На что Захаров, продолжая идти вперед, тем же витиеватым языком давно умерших поэтов поинтересовался насчет наличия совести у собрата по оружию, который жалеет дать прикурить тому, кто утром будет вместе с ним плечом к плечу сражаться с противником.

Немец от таких оборотов знатно охренел, но оказался бдительнее своих предшественников, все же подняв винтовку и предупредив, что еще шаг – и он будет стрелять.

И тогда Захаров заплакал. Навзрыд. Причитая о том, что вот сейчас его убьет земляк, сын великой Германии, недрогнувшей рукой поднявший оружие на такого же сына великой страны…

И при этом продолжая идти.

Часовой в сердцах сплюнул и размахнулся, чтобы ударить пьяницу прикладом, но Захаров внезапно вновь преобразился. Метнулся к немцу и с размаху всадил штык ему в брюхо по самую рукоять.

Фриц такого точно не ожидал. Он выронил винтовку, опустил взгляд, с изумлением глядя на рукоять, торчащую из его живота… Еще мгновение, и он заорет так, что в Киеве будет слышно.

И тут подоспел я, всадив свой штык снизу вверх в челюсть часового. Такой удар, нанесенный с должной силой, пробивает язык, пригвождая его к небу и лишая желающего заорать возможности открыть пасть. После этого я схватил рукоять штыка, торчащего из живота немца, выдернул клинок из брюха и, вонзив его в сердце, рванул книзу. Крутить в ране не примкнутый к винтовке длинный штык-нож занятие затруднительное, потому удар «восклицательный знак» самое то для подобной ситуации.

Мертвый немец рухнул к моим ногам – и я увидел глаза Захарова, блестящие как два бутылочных стеклышка.

– Потрясающе! – проговорил он. – Не перестаю восхищаться тем, как вы это делаете.

– Ага, – сказал я, вытирая клинок штыка о китель трупа. – Еще немного, фриц бы заорал, и восхищаться было б некем. Сбежавшиеся друзья этого часового просто вздернули бы нас на виселицу, благо у них она есть. Хорошо, что я был готов к подобному развитию событий.

– Но все же согласитесь, что для первого раза я сработал неплохо, – с вызовом проговорил Захаров.

– Для первого раза – соглашусь, – кивнул я. – Главное, не облажайся во второй.

– Что не сделать?

– Проехали, – отмахнулся я. – А лучше – поехали, если ты реально знаешь, как завести этот драндулет.

Удивительно, но Захаров знал. Или же просто действительно хорошо разбирался в технике, но не прошло и двух минут, как двигатель машины заурчал, словно сытый кот, и амфибия тронулась с места.

Переднее стекло с машины было снято, и на капоте напротив пассажирского сиденья был расположен пулемет MG-34 без какого-либо крепления сошек к капоту – просто поставили, и все. Ладно, спасибо. Хотелось бы, чтоб он этой ночью не пригодился – движок автомобиля урчал довольно тихо, и, на мой взгляд, у нас были все шансы до рассвета незамеченными добраться до реки.

Причем пока что дела у нас шли неплохо.

Мы отъехали от станции Янов и по относительно ровной дороге направились на восток. Солнце еще не взошло, лишь его верхушка слегка подкрасила желтизной черные тучи, набухшие дождем, но этого было уже достаточно, чтобы разглядеть в утреннем полумраке жутковатые силуэты сожженных танков и орудий, изрытую снарядами землю, ряды колючей проволоки с запутавшимися в них трупами, убирать которые никто не торопился – то еще занятие. Пока мертвеца из проволоки вызволишь, сам порядком обдерешься об нее, тут специальные кусачки нужны с длинными рукоятками.

А фашистам пока было не до этого…

Мы уже слышали впереди приглушенный расстоянием лязг металла о металл – фрицы ремонтировали мост через Припять. А еще позади нас нарастал гул, издаваемый множеством двигателей. Звук словно вал катился впереди армады, которая с рассветом обрушится на другой берег реки – и потечет дальше, растекаясь по советской земле черной бронированной лавой, отвратительно воняющей порохом и кровью…

Наступление.

Немцы подтягивали свежие силы, потому нам следовало поторопиться. И уже на сто процентов понятно было, что через мост проехать не выйдет. Потому во избежание встречи с саперным батальоном, тот мост ремонтировавшим, пора было сворачивать с дороги и потихоньку катить по целине, рискуя застрять в какой-нибудь траншее.

Но делать было нечего. Захаров повернул руль вправо, и мы съехали с дороги.

– Гиблое место, – проворчал ученый.

– Почему? – поинтересовался я.

– Тут тоже тоннели под землей, прямо под нами. Старые, не знаю кем вырытые – я не историк, это их профиль. Наши ученые пытались их исследовать, и несколько человек пропало, будто их и не было. Ушли – и не вернулись. Говорят, перед тем, как они пропали, в одном из тоннелей видели какой-то лазурный свет. Людей искали, но после того, как таким же образом пропало еще трое спасателей, начальство свернуло поиски и просто запретило ходить в эту сторону под угрозой увольнения по статье…

– Лазурный свет… – пробормотал я. – Или же сияние цвета чистого неба…

По правому и левому борту нашей машины на сколько хватало глаз раскинулась украинская земля, израненная войной. Но я точно знал, что пройдет несколько десятилетий, и на этой земле будет построена Чернобыльская АЭС, один из энергоблоков которой однажды взорвется. А потом настанет день, когда отчаянные сталкеры, блуждая по подземным тоннелям, тоже сначала увидят сияние цвета чистого неба, а после и испускающую его аномалию, которая очень скоро станет самой известной из всех известных аномалий мира…

Захаров довольно искусно вел машину, объезжая окопы, воронки, сгоревшие танки и трупы – или их крупные части с торчащими костями и обрывками кишок. В воздухе уже чувствовался запах близкой реки – воздух стал влажным, отдающим ряской и гнилыми камышами, когда мы все-таки нарвались на немцев.

Вернее, на одинокого патрульного, который вышел из рассветного тумана и, подняв руку, произнес:

– Хальт!

На мой взгляд, учитывая способности Захарова, следовало остановиться. Загадить немцу мозг, как это умел ученый, а после просто поехать дальше.

Но Захаров решил по-другому.

Вместо того, чтобы нажать на тормоз, он вдавил газ до пола!

Фриц не успел отпрыгнуть – автомобиль ударил его в корпус, сбил с ног, под правыми колесами неприятно захрустели кости, вдавливаемые в землю. Но прежде чем умереть, немец успел истошно заорать.