Борис Батыршин - Игра на чужом поле

Так, зажмуриться и медленно – только медленно! – досчитать до десяти. Когда я снова открыл глаза, оказалось, что зрение восстановилось. Я лежу на полу, а передо мной сидит на корточках ухмыляющийся Аст. За спиной у него Миладка, а вот парень рядом…

– Же… Женька? Это ты… то есть я?..

– Вы – это вы, Евгений Борисович Абашин. – терпеливо повторила Милада. – Родились в Москве, в тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом году. В данный момент находитесь в теле некоего Саймон МакКласки – другого, извините не нашлось. Ну, это долгая история, позже узнаете. А это – Женя ваш… хм… двойник.

Я постепенно начал кое-что понимать. Ну, конечно: это Хрустальная Пирамида, та самая, подлинная, в которую мы и собирались отправить наши «Искры». Вместе со всеми, сколько их было в «облачной» Пирамиде: и мятежников-Крысоловов, и Экеко, и Великого Навигатора и «Линию Девять». И, конечно…

– А где Кармен?

– Я – то думаю – когда ты обо мне вспомнишь?

Голос звучит откуда-то сбоку, и он мне незнаком. Поспешно поворачиваюсь – тело отзывается волной боли. Что ж за напасть такая… не могли подобрать кого-нибудь поздоровее? Или это тоже последствия пересадочного шока?

Обладательницу голоса я тоже вижу впервые. Блондинистая, сухопарая, как английская борзая, дамочка лет тридцати-тридцати пяти, судя характерной внешности – американка.

– Здесь красивая местность. – сказала она по-русски. – Что, узнал?

Если бы не боль во всём теле – я бы кинулся к ней в объятия. Кармен! Живая! А, значит, мы на Земле, мы дома! Всё нам удалось, и теперь…

Додумать что будет «теперь» я не успел. Помещение (здешняя Пирамида стояла в чём-то вроде огромной пещеры) заполнил заунывный механический вой. Его прервал голос, неузнаваемо искажённый мегафоном:

– Внимание! Угроза ядерного удара! Всем членам экспедиции получить на складе индивидуальные средства защиты и укрыться в гроте Пирамиды! Внимание! Угроза ядерного удара! Всем членам экспедиции…

Объявление повторялось снова и снова – на русском, французском и испанском языках. Я сел, опираясь на чью-то подставленную руку.

– Значит, ядерный удар? Интересно вы тут живёте, как я погляжу…

Сашка не увидел, попал он или нет – грунт вокруг солдата вспучился фонтанчиками пыли, замелькали, пропарывая склон, росчерки трассеров и над головой, свистя несущим винтом, пронёсся «Алуэтт». Пилот положил вертушку в вираж, пулемёт, закреплённый на месте снятой дверцы, неслышно загрохотал, дождём посыпались, вспыхивая на солнце, латунные гильзы. Уцелевшие аргентинцы вскакивали и зигзагами кинулись вниз по склону, бросая на бегу оружие. «Ура!» – заорал Казаков и «Гаранд» в его руках дёрнулся, раз, другой, третий – и дёргался, пока не раздался характерный «дзынь», столько раз подводивший американских солдат в джунглях Гуадалканала и в лабиринтах живых изгородей Нормандии. Сашка полез в подсумок за запасной обоймой и пропустил момент, когда «Алуэтт», расстреляв последнего солдата, завис над склоном. Внезапно на гигантской стрекозе скрестились две цепочки трассеров, и ещё одна прошлась по склону, выбивая из валунов снопы искр и осколков. Казаков повалился за камень, но не удержался – выставил голову, и увидел, как падает, крутясь вокруг своей оси, вертолёт, как вырастает на месте падения огненный пузырь взорвавшихся топливных баков. А пулемёты всё били, прочёсывая склон частой свинцовой гребёнкой казалось, невидимые стрелки нащупывают трассами лично его, Сашку Казакова…

Он пополз, вжимаясь в сухую землю, мечтая превратиться в ту́ко-ту́ко, или как там называются здешние горные то ли крысы то ли сурки… Тяжёлые пули завывали над головой, разлетающееся каменное крошево в кровь рассекало лоб и щёки. И вдруг всё закончилось – оглушительная тишина заложила Сашке уши. Он сосчитал до десяти и осторожно высунулся из-за камня.

Обломки «Алуэтта» догорали посреди склона – Сашка видел только задранную вверх решётчатую хвостовую балку. Дым стлался у самой земли, скрывая и дорогу, и рокочущие на ней бронемашины. Казаков разглядел только пару лёгких грузовичков, остановившихся в сотне метров выше по ущелью – головной дозор. Пулемётчики развернули стволы в сторону склона, из машин один за другим выпрыгивали солдаты и залегали за высокими колёсами.

Колонна? Уже? Так скоро?

Он обернулся – до наблюдательного пункта было метров двадцать. Дождался, когда порыв ветра накроет склон дымом, вскочил и зигзагами побежал вверх.

Голубев уже был там – прятался за сложенным из плоских камней бруствером. При первом взгляде на мрачную физиономию друга, Казаков понял, что дело плохо.

– Михаил погиб. – сообщил Димка. – Первой же очередью, в грудь. Дыра – два кулака пролезет, обломки рёбер торчат, белые такие, как сахар…

Его передёрнуло.

– Но самое скверное – вот, смотри!

И он показал на рацию. Казаков сначала не понял, в чём дело, а когда понял – выругался. В самой середине рифлёного, цвета хаки, корпуса, красовалась большая пробоина.

– Я пробовал включать – пустой номер. Внутри всё вдребезги.

– Это точно… – Казаков поковырял ногтем вывернутые наружу края пробоины. – Ладно, раз до генерала не достучаться, будем работать сами. По проводу, взрывной машинкой – как в фильмах про войну партизаны мосты взрывали…

Голубев обрадованно закивал.

– А я-то про неё и забыл, идиот!

– Ничего, бывает… – великодушно ответил Казаков. – Если бы меня прижало, как вас – я бы, наверное, и имя своё не вспомнил…

Он снова выглянул из-за камня. Аргентинцам, похоже, надоело лежать за грузовиками – они вставали и выстраивались вдоль дороги с автоматами наизготовку. Офицер в высокой фуражке махнул рукой, что-то крикнул – и неровная цепь медленно поползла вверх по склону.

– Скорее! – занервничал Димка. – Поднимутся выше – наткнутся на провод, перережут. Что тогда делать будем?

– Снимать штаны и бегать. – огрызнулся Казаков. Страх куда-то ушёл – он снова, как на той подмосковной ролёвке но Звёздным Войнам, чувствовал себя бравым имперским офицером. – Прячься, шесть килотонн – это тебе не жук чихнул. На счёт «три» – раз, два…

Он пригнулся и изо всех сил крутанул ручку.

Ничего.

Ещё раз – и с тем же результатом. Сашка подёргал провод, и тот неожиданно легко поддался. Покрывшись холодным потом, он потянул – и сматывал, пока в руках не оказался разлохмаченный, топорщащийся медными жилками кончик.

– Пулей перебило… – обречённо прошептал Голубев. – Ну, теперь всё, амбец. И нашим никак не сообщить… Может, ракеты? Увидят, поймут, что у нас не вышло…

– Погоди. – Казаков торопливо зашарил по карманам. – Сейчас, секунду…

Он достал армейский швейцарский нож. Маленькая красная штучка с белым крестиком, подарок генерала кассиопейцам – участникам экспедиции.