Егорлык - Боевой 1918 год 2

Ну вот, где-то так. В таких городках, слухи расходятся моментально. Поэтому, местные, уже завтра к утру (край, к обеду) будут знать, что между спокойной (путь и несколько непривычной) жизнью и возможными революционными потрясениями, стоит всего один человек — Горохов. Он говорил, что поначалу в него даже стреляли ночами? Ну-ну. Теперь, я думаю, его всем Володаевым охранять станут, чтобы не дай бог, вместо него, никакого отмороженного революционера не прислали. Это я конечно преувеличиваю, но отношение точно измениться в более доброжелательную сторону. Люди ведь не дураки. Им просто подсказать вовремя надо, развернуть перспективы развития, ну и малость пугануть. А в остальном, сами справятся.

Утром же, в первую очередь, едва продрав глаза, я наблюдал результат вчерашней всеобщей политинформации. В смысле, это когда проводил свой практически ежевечерний ритуал вопросов и ответов. В этот раз, помимо личного состава батальона с буденновцами, присутствовала толпа местных жителей. Расположились прямо вот так — под открытым небом. В начале Володаевцы стеснялись, но потом, поняв правила, вмешались в разговор, перетянув на себя львиную долю внимания.

Ну и как результат, с утра я увидал разновозрастную толпу добровольцев, желающих присоединиться к нашему героическому соединению. Сразу отсеял несовершеннолетних. Потом, привлек одноглазого сына маслозаводчика (тоже рвущегося стать морпехом) к созданию из недорослей, городского подразделения разведки. А что? Воевать мальчишкам рано, зато глаза и ноги у них есть. Нехай шныряют по окрестностям и заранее предупреждают о появлении ворогов. Этим я сильно отвлек малолетних борцов за революцию. Плюс, смелый прапорщик будет при деле, да при пайке. Понятно, что при папе-заводчике ему этот паек никуда не уперся, но факт работы на Советскую администрацию, в самом начале становления власти, парню в будущем точно пригодится.

Следующими по очереди, пошли бывшие солдаты-фронтовики. Из тех, кто вроде «навоевался по горло». Но после вчерашних разговоров, нашедших в себе силы снова повоевать. Аж девять человек. Возможно, их было бы больше, но ко мне пришли лишь бессемейные парни. Еще около двадцати семейных, выразили желание записаться в городскую дружину. Под них, пришлось выделить Горохову еще два десятка винтарей. Ха! Не зря я вчера расписывал прелести возможной оккупации! Прониклись мужики (невзирая на бабий вой).

Ну а потом, батальонной колонной мы выдвинулись к месту дислокации. Чистые, сытые, довольные, бодрые. Правда не все. Ведь вчера у личного состава была и баня, и стол, и к столу. Некоторые… ну как «некоторые?», многие перебрали с гостеприимством, поэтому сейчас имели стеклянный взгляд, двигаясь при этом так, чтобы не растрясти организм. Ребят я вполне понимал, но сия невоздержанность мне не особо понравилось и от форсированного марш-броска, удержал лишь добросердечный комиссар. Из-за его потакания личному составу, шли медленно и печально. Поэтому, не дойдя до Покровки верст пятнадцать, опять заночевали в степи.

Побеседовав еще раз с новым пополнением и пояснив, что их распределением займемся завтра, в пункте дислокации, кивнул одному из новеньких:

— Товарищ Брагин? Пойдем, поговорим…

Интерес к суперметкому бывшему поручику, у меня возник не случайно. Нет я и так бы говорил с каждым из новобранцев выясняя их мысли и побудительные мотивы. Только вот к беспалому стрелку, образовалось повышенное внимание. Началось с того, что еще на марше, меня догнал Трошкин. Это бывший прапорщик, а ныне отделенный у Васильева. И он, отведя командира в сторону, поведал интересную штуку:

— Товарищ Чур, хотел бы уточнить — я утром увидел, что у нас появился новый боец — Брагин. Без двух пальцев на руке. И представился он, вроде как бывшим поручиком?

Кивнув, я подтвердил:

— Угу. По документам — поручик, вышедший в отставку по ранению. А что?

— Да непонятно… у меня память на лица хорошая. А я его в прошлом году, в Питере один раз видел. Когда в сентябре, на Дворцовой площади, в патруле был. Тогда, у этого человека, были погоны капитана.

Глянув на командира отделения, я выразил сомнение:

— Может, обознался? Это ж не твой сослуживец, чтобы настолько уверенно говорить.

Но Трошкин продолжал настаивать:

— Нет. Я бы Брагина может и не запомнил, но с ним барышня присутствовала. Очень красивая. И одета необычно, словно иностранка. Поэтому, тогда и на капитана внимание обратил. Просто, с такими девушками обычно воркуют и ручки им целуют, а он говорил достаточно сурово. Словно ругался. О чем был разговор, я так и не понял — во французском, не силен. А когда хотел приблизиться, дабы пресечь грубияна, они сели на извозчика и укатили. Из-за того капитан в памяти и отложился. И запомнилось еще, что у него правая рука покалечена…

Вот после этого разговора с бдительным отделенным, я плотно заинтересовался Брагиным. Поэтому и увлек его за собой для приватной беседы. Начал с того, что поинтересовался биографией поручика. Как выяснилось, сам он был из Лодзи. Не поляк — русский. Родители, почили в бозе. Есть сестра, которая ныне проживает в Варшаве, будучи замужем за владельцем нескольких доходных домов. С владельцем, у поручика отношения не сложились, поэтому он даже не пробовал связаться с сестрой после ранения. Тем более, что там сейчас немцы. Лодзь, с отчим домом, тоже под оккупацией.

При этом, собеседник пояснил что помимо ранения в руку у него была контузия. Но когда он от нее почти очухался, то подхватил тиф. Поэтому, провалялся в госпитале в общей сложности около полугода. Соответственно, выйдя, не обнаружил ни своей части, ни даже страны, которой присягал. Вместо нее, появилось какое-то странное независимое федеративное образование с Центральной Радой во главе. А после странного перехода территории под контроль немецкой и австро-венгерсокй армии, понял, что ловить там нечего. Пришлось двигать на восток. Идти практически без денег, имея на руках лишь справку о ранении, было достаточно проблематично. Поэтому, когда вышел из-под немцев, решил немного передохнуть и прийти в себя. Вот, временно осел в Володаеве. А при первом же удобном случае, присоединился к частям, дерущимся с немцами. Пусть они себя называют не русскими, а Советскими, но германцев лупят любо-дорого, поэтому он, как гражданин и патриот, не смог остаться в стороне.

Благожелательно кивая и вежливо улыбаясь собеседнику, я честно дождался, когда он замолкнет, после чего задал вопрос:

— А вас за что разжаловали?

Тот, в удивлении поднял брови:

— Простите?

— Хм… Видите ли в чем дело. Ваш шикарный рассказ, он ведь не проверяем. Все, кто могут его подтвердить, остались либо вообще за пределами России, либо на оккупированных территориях. Это не страшно. Сейчас много таких. Но в вашем случае, есть одна нестыковка. В то время, когда вы, по вашим же словам, лежали в госпитале под Киевом, вас видели в Петрограде. В звании капитана и в обществе прекрасной дамы.