Егорлык - Боевой 1918 год 2

Брагин, только что не подпрыгнул в раздражении:

— Глупости! Говорю же вам, что в сентябре семнадцатого я был в госпитале! И звания капитана, никогда не носил! А тот, кто утверждает, что видел меня в Питере, просто ошибается! И вообще, кто это сказал? Покажите мне его и тогда возможно все разъясниться.

Я пожал плечами:

— Какой смысл? Чтобы вы здесь спор начали? Один будет говорить одно, а второй утверждать другое… В принципе мне и так все уже ясно. Просто, вы несколько взволновались и бесконтрольно сентябрь упомянули. Заметьте не август, не октябрь, а именно сентябрь. То есть как раз то время, о котором говорил мой человек. Этого вполне достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы.

Увидав, что оппонент словно невзначай сунул левую руку в карман, добавил:

— И вы зря наган тискаете. Даже если при извлечении большой палец на курок положить, то он все равно мушкой цепляется. То есть, рывком не вытащить. А через карман галифе стрелять не получится. Ствол просто не поднимется на нужный уровень. Да и вообще — Мага, прими оружие у гражданина. А то этот тип, с переполоха хозяйство себе отстрелит.

— Сычас…

Брагин, услыхав за спиной хриплый голос, дернулся от неожиданности, а я лишь головой покачал. Неужели этот «капитан-поручик» думал, что его, кроме меня, никто не контролирует? И что красный командир, вот так вот в ночную степь с ним в одиночку для острого разговора поперся? Зря он так думал. Я собеседника не опасался, но правила надо соблюдать. Поэтому, после того, как револьвер был передан вновь отступившему в темноту Магомеду, так же спокойно продолжил:

— Мне вот только непонятно, чего вы к нам вообще прицепились? Шпион, затевающий что-то против моего батальона? Нет. Никакой шпион не мог знать, что мы зайдем в Володаев. Абстрактный шпион, желающий легализоваться в Красной армии? Возможно. Но проще было в каком-нибудь крупном городе записаться военспецом. Да и с более подходящей легендой. Поэтому, странно все как-то…

Брагин продолжал мрачно смотреть на меня, а я, в последний раз попытался достучаться до человека:

— Ну ты хоть пукни, колобок. А то молчишь, словно засватанный. Я тут голову ломаю, соображая, зачем ты себя в звании понизил, а от тебя помощи никакой…

Офицер мрачно хмыкнул:

— Чего говорить-то? Я уже все сказал, только мне не поверили.

Не поверил, это точно. Но не стану же я сейчас говорить, про подарок Сатихаарли? Теперь я понимаю слова Седого, что этого не объяснить. Действительно, не объяснить. Просто появлялась уверенность, что человек врет. Почему? Черт его знает. Чую и всё. Хотя, честно говоря, в данном случае, и без того подарка можно было обойтись, так как оговорки насчет сентября вполне хватало. И что дальше? Даже не знаю. Вот есть человек, который чего-то срывает. Мало ли какие у него причины? Главное, что гнили в нем не ощущаю. Поэтому вздохнув, подытожил:

— Ну и хрен с тобой, золотая рыбка. За то, что намедни ребятам в бою помог, благодарность тебе от лица Советской власти. Но из-за того, что правду говорить не хочешь… Хм, шинелка твоя с вещмешком, насколько я понял, возле костра осталась? Забирай вещи и топай обратно в… Да куда хочешь туда и иди. Только не вместе с нами. И в армию больше не суйся. Ты ведь у нас инвалид империалистической войны? Вот и осваивай гражданские профессии. Ну все — чао, Буратино — и обращаясь к Чендиеву добавил — Мага, верни ствол гражданину. Он нас покидает, а в степи сейчас опасно. Кого только не водится…

Абрек невозмутимо уточнил:

— Сы патронамы?

— Угу. Нафиг эта железяка без патронов нужна?

Брагин, получив оружие, на ощупь проверил барабан и сунув наган за ремень, удивленно уточнил:

— То есть, вы, даже не доверяя, меня просто отпускаете? И в ЧК не сдадите?

Я фыркнул:

— Ну, сложно отпускать мы не умеем. А что касается ЧК, так вроде как и не за что. Поэтому идите Брагин, или как вас там на самом деле. Идите и не грешите.

Тот, пожав плечами, направился к костру новобранцев, а мы, какое-то время поглядев ему вслед, пошли к себе.

Минут черед десять, появился отделенный командир, который рулил новоприбывшими, с уточнением — действительно ли Брагин был отчислен из батальона? Получив подтверждение, убыл. Но на этом, история нифига не закончилась. Потому что еще через час, нарисовался «капитан-поручик». Мы с комиссаром, при свете керосинки, в это время разбирались с амбарной книгой, в которую были внесены трофеи. Поэтому, мельком глянув на подошедшего, приказал:

— Минут через сорок подойди. Сейчас мы заняты.

Брагин, не настаивая, козырнув изуродованной ладонью, исполнил отточенный поворот «кругом» и удалился.

А когда, через назначенное время возник снова, я спросил:

— Ну и чего ты бегал туда-сюда? Отделенный тебе ведь даже сухпай на дорогу дал. Так чего вернулся?

Офицер вытянулся:

— Гос… товарищ Чур. Прошу меня извинить за дезинформацию о себе. Я действительно не поручик, а капитан Брагин Максим Федорович. Но я готов все объяснить.

Комиссар поощрительно кивнул:

— Объясняй.

Парень на секунду замявшись, дополнил:

— Дело в том, что я не пехотный офицер, а служу… служил в Особой канцелярии при штабе русской императорской армии…

Лапин удивился:

— Это что за зверь? Что-то из корпуса жандармов?

Но я, заинтересованно привставая с лежащего на земле седла, пояснил:

— Нет. Это военная разведка. Штучный товар…И что дальше?

А дальше, капитан пояснил что к чему. К началу войны, он работал, так скажем, «на земле». Но после ранения, в пятнадцатом году, был переведен на более спокойную должность. А в начале семнадцатого его отправили во Францию. Официально (для союзников) — офицером для особых поручений при экспедиционном корпусе Русской армии во Франции и Греции. Ну а реально… реально и так понятно, чем занимается разведка. Еще Брагин, помимо отчетов от командования корпусом, через посольство, слал свои отчеты в Особую канцелярию. В том числе и о том насколько безжалостно французское командование использует русские войска, бросая их на самые тяжелые участки фронта [11] Русский экспедиционный корпус в рамках интернациональной помощи, посланный царем воевать во Францию под французским командованием. Численность почти пятьдесят тысяч человек (а планировалось вообще отправить четыреста тысяч). После Февральской революции корпус был расформирован. .

Со стороны нашего руководства никакой реакции на это не было. Да и кто вообще будет жалеть «серую скотинку»? И так продолжалось до февраля. То есть, до первой революции. А вот когда в корпусе о ней узнали, то солдаты (да и многие офицеры) начали задавать вопросы, которые вылились в попытку бунта. Но французы, смутьянов быстро уестествили и корпус расформировали. После чего, наиболее горластых отправили в Алжир. Мелкими группами, да в разные места. Чтобы они там не скооперировались и опять чего-то не учудили. И не просто так отправили, а считай — на каторгу (включая даже младших офицеров). Остальным предложили либо вступать во французскую армию, либо идти чернорабочими на заводы.