Иосиф ибн Забара - Книга увеселений

– Дражайший господин мой, – начал Иосиф, – похвал и кушаний твоих я вдоволь отведал, но имени твоего до сих пор не ведаю. Откуда ты пришел и куда путь держишь?

– Имя мое – Эйнан. Я прибыл из далекой страны и направляюсь в сказочное место, куда и ты должен следовать со мною непременно.

– Говоришь загадками, Эйнан. Тревогу селишь в сердце моем. Взгляд у тебя острый, всевидящий. Глазастый ты.

– Я во всем тебе ровня, – сказал Эйнан, – и умом, и красноречием, и знатностью, и исповеданием Забаре подобен. Доверься мне, подружись со мной, и все тайны тебе открою.

– Довериться? Да ведь я весь, как на ладони!

– Не то. Соизволь сопутствовать мне, и я приведу тебя в чудесную страну, где люди, здешним не в пример, поголовно все умны, добры, любезны и, главное, воздадут Иосифу заслуженный почет.

– Я родился и воспитан в сей земле. Здесь вековые корни рода моего. Я купаюсь в море любви народной, и сам люблю сограждан благодарных. Уйти, дабы изведать крепость уз взаимности? Химеры ради уйти? Покинешь отечество для иного края, и чужие не признают своим, и для своих чужим станешь. Кто месту своему изменит, тому удача изменой отомстит. Когда пробьет мой смертный час, земляки, горюя, бальзамами обмажут холодеющее тело, и, сколь возможно, мумию от тлена сберегут.

Последние слова Забары развеселили Эйнана. Гость рассмеялся. Хозяин уставился на него обиженным взглядом.

– Воистину, речь твоя умна неотразимо, словно вторишь великим мудрецам, – сказал Эйнан, – однако, один философ-насмешник советовал не слишком рьяно следовать его советам и помнить, что за все в ответе своя головушка. Разве утешат мертвеца бальзамы и жизнь продленная никчемных его останков? Моль съест кафтан, а черви насладятся тем, что им прикрыто.

– Есть здравомыслие в твоих словах, но сердце холодит оно, – ответил Забара.

– Попробую добавить здравомыслия, и потеплее. Здесь чтут тебя и любят, и на новом месте добудешь почета и любви. Так приходит слава, а она любую мумию переживет. Человеку твоего замаха не гоже носу не казать из дому. Девиз твой – много видеть и многим быть известным. Домосед – болото, стоячая вода, которая не оросит ни луг, ни поле. В движении ищи благословение земным делам.

Забара слушал, понурив голову, вздыхал то и дело.

– Отчего грустишь, Забара? Откройся другу, и упорхнет печаль.

– Весь век бы странствовал, да жизни нет второй, которую я дома проведу. Ты слишком добр ко мне, чтоб я, забывши стыд, своими опасениями огорчал тебя, – ответил Иосиф.

– Говори, и вместе рассеем недоразуменья!

Забара упрямился, но все же уступил медовым увещеваниям Эйнана, взявши с него слово не держать обиду.

– Гость дорогой! – начал Забара, – ты потчевал меня едой отменной и льстивой речью, теперь зовешь с собой неведомо куда, суля все блага мира. Я, вспомогаясь всепроникающим сиянием одной из наших книг, замечу следующее. Всякий, у кого лицо горит от возбужденья – суматошен. Глаза пронзительные – примета хитрости и к каверзам любви. Тонкий нос и ноздри трепетные выдают наклонность к ссорам. Большие уши на вероломство намекают. Высокий рост – знак необузданных страстей, и коль расстояние от головы до сердца велико, прямоты не жди, ибо души стремленья истинные не достигают языка.

– Да ведь ты портрет рисуешь мой! – возопил Эйнан и сделал оскорбленное лицо, – пустословие надело личину глубокомыслия!

– Вот, так и знал я, слова мои тебя задели! Но, высказав опаску, душу облегчил. Ты прав был.

Забара и Эйнан оба смущены. Но разве откровенность помеха дружбе? Спасая репутацию гостеприимного хозяина, Забара предложил рассказывать поочередно занимательные истории, дабы потоком приятных слов загасить искру размолвки. Байки о женском коварстве и мужской простоте как нельзя лучше согреют сердца мужей. Начинает Забара.

Лев и Лиса

Жили по соседству гривастый Лев и рыжая Лиса. Дружили. Лев – зверь сильный и добрый. Бывало, после ночной охоты проглотит жадно добычу и греется на солнце, слушает льстивые лисьи речи. Отчего ж не дружить с рыжей? А у той другого выбора, кроме дружбы, не было. Однако боялась Лиса Льва. Кто знает, что новый день родит? Задумала она погубить царя зверей. Притворилась больной, стонет жалобно, слезы утирает хвостом.

– Что с тобой, Лисонька? – вопрошает Лев.

– Голова болит, да так сильно, что искры из глаз! – отвечает плутовка.

– Могу ли помочь тебе, рыжехвостая?

– Вот, слыхала я, лекарь один среди людей нашел верное средство. Если связать человека по рукам и ногам, и уложить его в постель на час-другой, любая боль утихнет!

– Связать тебе лапы, что ли?

– Сделай милость, свяжи покрепче, авось поможет!

Лев связал Лису, а через час она радостно кричит: “Спаситель ты мой! Не болит голова, развязывай меня!” Лев так и сделал. На другой день пришла Лиса ко Льву и видит, стонет друг. “Голова моя бедная! – рычит Лев, – выручай, Лисонька, ты ведь знаешь средство!” Дождалась Лиса! Крепчайшая тетива уж заготовлена у нее. Лев доверчиво протянул лапы, и Лиса крепко, как могла, стянула их множеством петель и узлов. Потом взяла прибереженный острый камень, подобралась ко Льву со спины и со словами “Сейчас, пройдет твоя голова!” изо всех своих лисьих сил ударила Льва острием в висок, и из того дух вон. Довольная удавшейся хитростью, Лиса засеменила в лес, весело напевая: “Надуть дурака – это вовсе не сложно, ну, а теперь заживу бестревожно!”

“Хороший рассказ. Слабый лучше в качестве врага, чем друга, – потеплевшим голосом сказал Эйнан, – теперь мой черед. Слушай”.

Багдадский ювелир

Жил себе в Багдаде один ювелир, золотых и серебряных дел мастер. Великий был искусник, но и скромник не меньший. Не любил расхваливать свой товар, а трудился от зари до зари в мастерской и задешево отдавал тонко сработанные вещицы. А жена ювелира ужасно хотела обратить мужнино искусство в богатство и славу. Как-то заходит она в мастерскую и говорит супругу, мол, придумала как, наконец, обрести деньги и почет. Ювелир отложил в сторону инструменты, приготовился слушать откровения жениного ума.

– Есть у нашего царя юная и прелестная дочь, – начала женщина, – и отец обожает ее и бережет, как зеницу ока. Девице уж приспело время идти под венец, и мечтает она о красавце принце, но царь не торопится дочку замуж отдавать, жаль ему с любимицей расставаться.

– И как же мечты девичьи и любовь родительская помогут нам? – перебил мастер.

– Мужской твой ум неповоротлив. Изготовь из серебра статуэтку, образ юноши прекрасного. Я пойду к царской дочери, подарю ей серебряного красавца, и принцесса влюбится в него. Глядишь, забудет свою кручину и не станет отца намеками одолевать. Этим и царю потрафим. Он тебя призовет ко двору, наградит щедро, прославит повсеместно.