Людмила Перцевая - Чёрный конгресс [litres самиздат]

Но корабль, управляемый некими силами извне, покрутился над ровной пустыней, словно выбирая местечко для посадки потверже, понадежнее, и опустился. Все приборы показывали, что атмосфера здесь вполне подходящая для выхода без скафандров, и надо было будить экипаж. И Авиатор, и командир Волочилкин были в трансе. Просчитать дальнейшее без исходных данных не представлялось возможным, как и оценить те силы, что вовлекли их в это происшествие. Связь с Землей не прощупывалась.

После некоторой сконфуженной заминки Авиатор выдал Волочилкину признание о контактах с…Черными тенями, которые так доброжелательно с ним общались, даже помогали пересечь… Стоп. Да они его просто захватили, подкупив этой лентой из формул физических законов Земли! Волочилкин выругался: «Пойдешь на переплавку, если только сумеем вернуться, старая рухлядь!»

– И то, старая…пятьдесят лет без сна на круглосуточном дежурстве, – обиженно мелькнуло в беспроводном пространстве Авиатора. И погранцы, все так же нежно обнимавшие корпус гостя, сдержанно откликнулись смешком, покидая, наконец, доставленный к месту назначения корабль. Они вернулись в черное космическое пространство, невидимыми эфемерными клочьями, обладающими невиданными способностями и силой. С гостями общаться и решать их судьбу предстояло уже другим службам разветвленной и могущественной сети управления галактики Глыба. Непознаваемой с Земли.

Гранула метагалактического разведчика с прицельной точностью попала туда, куда и следовало: в лоно женщины-аборигена; немного поерзала, поудобнее пристраиваясь к источникам питания, и замерла. Катарина сладострастно охнула: "О, милый, ты сегодня превзошел сам себя, никак, пронзить меня хочешь!"

Пьеро выдохнул и откатился, вытирая пот со лба, отогнал странное ощущение: «И правда, на себя не похож… Выпил лишнего за трапезой?»

А внутри уже шёл процесс познания: разведчик зафиксировал, что воспроизводство человеческой популяции происходит при чрезвычайном напряжении эмоциональных и физиологических сил двух особей. В любви люди находят высочайшее наслаждение! Больше ему этот процесс был неинтересен. Времени у него было предостаточно, но и объем исследовательской работы огромен. По земным меркам отпущенные ему сто лет пролетали не быстро, по космическим – сотой долей его существования.

Место и время были выбраны оптимально: центр цивилизации, Европа, Италия, человек – в полном расцвете сил и возможностей, он еще не испорчен техническим прогрессом. Да и экология Земли почти в девственном состоянии. Следует оценить потенциал и планеты, и разумного существа на ней.

… В положенный срок родился вполне земной малыш, от прочих его отличало необыкновенно быстрое развитие и ранняя пытливость. Благодаря тому, что родила его красавица крестьянка вне брака, особым досмотром и воспитанием ему не докучали. Даже после того, как овдовевший нотариус забрал у матери подросшего сына, по большей части он жил у деда, чем мальчик был очень доволен. Пытливый малец совал свой нос буквально везде: в распахнутые двери кузницы и к замкнутому алхимику, к землепашцу, который выкорчевал у себя на огороде какие-то древние камни с письменами, и к художнику. Особенно сошелся с астрономом Тосканелли – и трудно сейчас сказать, кто у кого больше учился, сошлись родственные натуры, близкие звездам!

Однажды дед увидел его рисунок с подробным картографически точным изображением окрестностей с высоты птичьего полета и хриплым голосом потрясенно спросил: "Это ты откуда же обозревал село?" Мальчик пожал плечами и со смехом убежал по своим делам. У землян еще не было ни сканера, ни цифровых технологий отображения, ни моментальной съемки и дальней телепортации объектов. Но карандашом на бумаге он мог позволить себе такой охват местности – с учетом перспективы и ракурсного искажения.

Он, параллельно со своей основной и такой важной работой – фиксацией всех земных параметров и передачей их в Космоцентр – должен был постоянно контактировать с землянами. Не вмешиваться в развитие цивилизации, а тактично намекать на те запросы и возможности их реализации, что могут и обязательно возникнут у человека. Телепортация происходила в непрерывном режиме, для людей он самым архаичным образом делал зарисовки в блокнотах, рисовал на полотне маслом, а потом и пристрастился к изобразительному искусству во всех его видах. Должен же он был продемонстрировать пристрастие к одной из земных профессий, и чем плохо стать живописцем?

Однако вдумчивый наблюдатель легко мог заметить, что сильно гоняться за заказами молодому человеку было неинтересно. Гораздо больше его привлекало изучение человека и всего живого, сущего на Земле во всех его ипостасях. Еще в детстве он совершенно потряс отца, выполнив по его просьбе важный заказ. Надо было нарисовать нечто страшное на щите, чтобы напугать и сбить воинственный пыл противника. Мальчик решил изобразить лик медузы Горгоны (мифологию он постиг с легкостью), а для этого долго и кропотливо собирал, препарировал, складывал противных пресмыкающихся и подводных существ. А когда сложил весь этот …натюрморт, очень быстро зарисовал его на щите. Все, кто любопытствовал на эту работу, отшатывались в ужасе: такого страхолюдного чудовища в страшном сне не вообразишь! Отец тоже перепугался, но быстро сообразил, что заказчику за скромную плату можно и нечто попроще заказать, а ЭТО – продать в большом городе солидным людям за сто форинтов!

Наш космический исследователь препарировал не только лягушек, животных, но и мертвых людей, вдумчиво все это зарисовывал и составлял анатомический атлас: пригодится человечеству! Птиц, их легкий костяк, строение пера в его рисунках сопровождали намеки на некий летательный аппарат. Нет, не самолет и не вертолет, но нечто, побуждающее к мысли о небе, о возможности воспарить.

Он сразу понял, что наибольшие возможности для исследования в этом обществе найдет близ властных и богатых людей, так он приблизился к Медичи. А когда из потрясаемой бунтами религиозных фанатиков Флоренции перебрался в Милан – сошелся с герцогом Лодовико иль Моро. Кстати, именно там он еще раз продемонстрировал удивительные способности сотворения живого существа из целого ряда подобных. Леонардо (так его называли на Земле) написал дивный портрет приятельницы герцога Чечилии Галлерани, образованной и обаятельной. В музее Кракова она значится как «Девушка с горностаем», но исследователи до сих пор не могут определиться: ласка ли у нее на руках, горностай или африканский хорек? Вот такой была …усмешка художника. Искусствоведы в своих домыслах строили догадки, была ли Чечилия возлюбленной Леонардо? Или он к мальчикам слабость имел, не случайно ведь так часто и проникновенно изображал своего любимого ученика Салаи! Пустые разговоры, не до того было космическому разведчику!