Валерия Лагутина - Игры Богов. Книга первая. Захватчик: Тропою войны

– А что случилось…– начал было тургарин, но тот перебил его:

–Мужчин перебили, женщин увели с собой.

–А дети?– снова спросил воин.

–Осталось лишь несколько малышей. Остальных…

И паренёк так посмотрел в глаза спрашивающего его тургара, что тот нервно сглотнул, боясь услышать неизвестную, но уже начавшую леденеть его сердце правду.

Глава 29

Большие плоские валуны с высеченными на них знаками, по кругу лежат на поляне среди хвойного леса. Тонкая полоска прозрачного ручейка вытекает из – под одного из них и, плавно извиваясь, утекает в сторону леса. В центре круга валяются иссушенные временем, солнцем и водой, побелевшие кости и черепа животных.

Из спрятанной среди ёлок хижины выходит Ведун. В одной руке он держит чашу с зерном, клочьями шерсти и кусками кожи, в другой – трепыхающуюся белую курицу.

Встав между камней, Ведун берёт содержимое из чаши и, разбрасывая его по костям, призывно завывает:

–Вы, птицы зоркоглазые, летите по небу, смотрите по степям и полям. Вы, звери лесные, рыщите по лесам и лугам. Вы, рыбы плавучие, плывите по рекам в страны дальние, слушайте говоры иноземные. И соберитесь все на третью ночь с вестями как благими, так и недобрыми!

Подняв высоко над землёй курицу, Ведун быстрым точным ударом острого ножа, взятого из-за пояса длинной рубахи, отсекает ей голову и бросает на землю.

Безголовая птица, несколько раз кувыркнувшись в сухой пыли, подскакивает на лапы и, брызжа из свисающей шеи кровью, несколько раз проносится по кругу и падает на землю, распластав посеревшие от пыли крылья.

Попав на кости, куриная кровь начинает пениться, шипеть, поднимая их в воздух, где они складываются в скелеты, принимают туманные очертания и зависают над землёй.

– Летите, бегите, плывите быстрее самого быстрого ветра!

Ведун втыкает кинжал в центр круга, встав на одно колено, и опускает голову.

Мыши и зайцы, волки и лисы делают несколько кругов в воздухе, набирая скорость. Орлы и вороны, взмахнув прозрачными крыльями, поднимаются выше. Тела рыб падают в журчащий ручей и, лавируяневидимыми плавниками, замирают на одном месте. Десятки глаз, больших и маленьких, круглых и продолговатых, выпуклых и впалых в ожидании смотрят на старца.

Он поднимает руку вверх, затем вытягивает её вперёд и тут же всё это разнообразие животного мира стремительно уплывает, улетает и скрывается в чаще девственного леса.

Приказав воинам похоронить убитых и очистить улицы, Асану пришлось на несколько дней задержаться в каменном городе. Но он просто не мог поступить иначе. К тому же он понимал, что возвращаться прийдётся этой же дорогой, а уже через несколько дней трупный запах станет настолько сильным, что от его количества можно будет задохнуться.

Перетащив останки людей в долину, на то место, где ещё можно было найти не доеденных хищниками детей, старейшина устроил такой погребальный костёр, который, наверное, было бы видно на многие мили, если бы не окружающие долину горы, вершинами уходивших в самое небо.

Оставив небольшой отряд воинов охранять оставшихся в живых жителей, он пообещал забрать их на обратном пути и вскоре продолжил путь, послав в Дхалиб очередного гонца.

Несколько дней отделяли его от конечной точки его похода, но потрясённые увиденным тургары были настолько воинственно настроены, что останавливались на ночлег намного позже положеного и вставали так рано, что едва успевали высыпаться и поэтому преодолели этот путь намного быстрее, чем предполагал Асан.

Остановившись на последний перед ожидаемым боем привал по полудню, он дал распоряжение отдохнуть как можно лучше, что бы продолжить путь ночью и нанести удар едва проснувшемуся врагу рано утром.

–Пошлите кефалийцам гонца, – запечатав свиток, Асан протянул его воину, – мы приближаемся и готовы нанести удар ещё до того, как встанет солнце.

Выспавшиеся и плотно пообедавшие тургары двинулись в путь, как только последние лучи заходящего солнца спрятались за горизонт, в последний раз осветив узкое ущелье и нависающие над ним с обеих сторон гористые склоны, покрытые густым кустарником и высокими деревьями.

Непроглядная тьма сковала между собой небо и землю а, как назло, нависшие над горами свинцовые тучи закрыли собой еле мерцающие звёзды – единственное освещение в этом проклятом месте. Приказав двигаться ночью, Асан надеялся ещё до утра выйти к долине и атаковать спящую армию Теймура. И поэтому приказал своим воинам бесшумно двигаться в узком ущелье – единственном пути к Кефал-граду с севера, не зажигая факелов.

Практически в слепую продвигаясь вперёд, первые ряды армии неожиданно остановились, увидев перед собой темнеющую стену.

–Эй! Что там такое?– пронёсся среди людей тихий шёпоток.

–Зовите Асан-баши!

Величаво покачиваясь на крупе серой лошади, Асан вплотную подъехал к возникшей на его пути к славе преграде.

Тонкий, еле ощутимый запах только что начавшего разлагаться мяса защекотал его волосатые ноздри и старик отвернул голову.

–Что это?– спросил он у подъехавшего к нему командира. – Эй! Посветите же, кто – нибудь!

Тут же возникший рядом с его лицом огонёк факела осветил наваленные в огромную кучу тела убитых накануне по приказу Теймура пленных. Слипшиеся волосы и выпученные в ужасе глаза, скривлённые мукой губы и посиневшие лица, торчащие непонятно как из всего этого месива руки и ноги…

Десяток вывернутых высушенных человеческих кож с обвисшими руками – рукавами крепились на всём этом месеве, закрывая добрую часть тел.

На них явно было что-то написано и Асан, прищурив глаза, поднёс факел к ним как можно ближе и, зажав пальцами нос, начал читать:

–Здесь ждёт тебя… смерть.

Тошнотворный ком подошёл к горлу брезгливого Асана прежде, чем он успел дочитать и понять.

–На…, Наза…, назад! – закричал он, захлёбываясь собственными рвотными массами, нисторгшимися из его чрева и, бросив факел прямо на гниющую кучу, повернул коня за узды.

–Назад, назад, отступаем!– тот час же подхватили его крик командиры, и вся эта плохо организованная свора мечтающих о воинской славе и богатстве людей в панике затопталась в разные стороны, натыкаясь друг на друга оскаленными мордами лошадей.

И в этот момент тысячи горящих стрел лавиной скатились со склонов горы, озаряя ярким пламенем ущелье, ставшее последним пристанищем для непокорных.

Почувствовав, как ослабли объятия Йорки и её руки, скользнув по груди Ратибора, исчезли в потоке воды, мужчина, бросив верёвку, бросился в бурный поток. Он видел, как река закружила девушку, унося всё дальше и дальше, и мысленно проклинал себя за мимолётную слабость, стоящую так дорого.