Павел Крапчитов - На 127-й странице

Кофе и утренняя корреспонденция заставили детские воспоминания уйти прочь. И к тому времени, когда кофе был допит, Тереза успокоилась.

Она встала с постели, переложила бумаги на письменный стол и еще раз взглянула на фотографию мамы на стене. Мама должна была бы быть довольна ею. Все, как она советовала. И главное, никакого смятения.

Пальто от холода не спасло. Меня по-прежнему знобило, и я не мог заснуть. А потом ко мне пришло привидение. Но сначала я почувствовал запах дыма, открыл глаза, чтобы понять, где пожар и куда бежать и увидел это привидение.

Привидением оказался немолодой индеец, одетый, как ни странно, в европейский зеленовато-серый костюм с жилеткой такого же цвета. Индеец сидел на стуле и курил вполне европейскую трубку. Ночь, лунный свет из мансардного окна, дым, индеец в костюме с жилеткой – чем не привидение!?

Страха не было. Наоборот, после того, как я вгляделся в лицо своего ночного гостя, внутри у меня потеплело. Опять сказывалось наследство предыдущего хозяина этого тела?

– Приветствую тебя, мой бледнолицый брат, – сказал индеец. – Я проходил мимо, а ты сегодня неплотно закрыл это окно.

Он, не поворачиваясь, указал трубкой в потолок.

– И не притворяйся, я вижу, что ты меня узнал. Хотя, – он глазами пробежался по своей одежде. – Порой я и сам себя не узнаю. Что с тобой случилось?

– Я упал с лестницы.

Индеец усмехнулся.

– Я так долго живу среди бледнолицых, что даже научился понимать скрытый смысл ваших слов. Ведь твои слова говорят о другом. Ты просто не хочешь говорить о том, что с тобой случилось.

– Можно и так сказать, – согласился я.

Поскольку у нас завязалась светская беседа, и меня никто не собирался бить по голове или как-то иначе калечить, то продолжать лежать в постели было невежливо. Я спустил ноги и сел на кровати. Нож, который я держал на груди, с шумом грохнулся на пол. Я судорожно поднял его.

Индеец на появление ножа отреагировал спокойно.

– Можно? – Он протянул руку.

Мне ничего не оставалось, как отдать нож.

– Да, это он. Я подарил его Шидижи, когда она решила уехать с тобой.

Он помолчал.

– Я слышал, она успела напоить его кровью врага? – Он спрашивал, хотя моего ответа явно не требовалось.

Когда индеец подходил ко мне за ножом я заметил, что у него босые ноги, а туфли стоят рядом со стулом.

– Благодарю тебя, мой брат, за то, что ты отомстил убийцам Шидижи, – сказал он, вернул мне нож и снова сел на стул.

Какое-то время мы молчали.

– Ты знаешь, – снова заговорил он. – Я выполнил твое пожелание и окончил двухгодичную вечернюю школу для взрослых. Она мне очень многое дала. Благодаря ей я стал еще больше ненавидеть бледнолицых.

– И чем ты сейчас занимаешься? – Такой вопрос показался мне вполне естественным.

– Граблю банки.

– Зачем?

– Бледнолицые отняли у нас нашу землю. Я отнимаю у них то, что могу отнять. – Он затянулся трубкой и не торопясь выпустил струю дыма. – Ты приехал сюда завершить месть? Ты нашел того, кто послал к тебе убийц?

– Нет, – честно ответил я.

Картина жизни Энтони де Клера постепенно стала приоткрываться мне, но вместе с ней стали появляться и его обязательства, которые теперь становились, как бы, моими. Совсем не простые обязательства.

– Тебе могут потребоваться деньги, – он что-то положил на стол. – Не отказывайся.

Он посмотрел по сторонам выбил трубку в раковину «мойдодыра» и снова уселся на стул.

– Я посижу у тебя немного, – сказал он. – А ты спи.

Как ни странно, я заснул. Когда я проснулся вновь в комнате никого не было. И только запах дыма напоминал о ночном госте.

Утром я почувствовал себя лучше. Вернулась способность анализировать и делать выводы. Еще до того, как в голове эти самые выводы сформировались окончательно, на меня накатила черная волна тоски и отчаянья того, что я уже никогда не увижу своих близких. Почему? Как так получилось? Где я оказался? Эти вопросы еще только начали появляться у меня в сознании, а я уже был уверен, что никогда не смогу ни увидеть, ни обнять дорогих мне людей.

Но сознание человека такая подлая сущность, которая ради своего выживания (а от тоски можно повеситься) может придумать оправдание для чего угодно. Не прошло и пяти минут после того, как я начал горевать, а внутренний голос один за другим подсовывал мне доводы для успокоения.

«А ты хотел жить вечно?»

«Нет, просто, это все как-то внезапно».

«Это всегда и везде внезапно. Читай классику».

«Да, читал я … Просто, когда это с тобой происходит… Так горько на душе…»

«Ты все равно ничего не можешь изменить. Ты не просто уехал в другую страну. Это прошлое и, скорее всего, параллельный мир. Лучше подумай, зачем тебя сюда отправили! Может быть, какая-то специальная миссия?!»

«А, вот это – грубая разводка для простаков. Какая еще миссия!? Просто так крутанулось колесо».

«Ну, извини, немного приврал, хотел тебя приободрить».

Этот разговор мог продолжаться еще долго, но помешал достаточно громкий женский голос, снизу.

Он настойчиво вопрошал:

– Мистер Деклер, вы уже проснулись? Мистер Деклер, вы меня слышите?

Кричать в ответ не хотелось. Я вышел из своей каморки. В чем был, в том и вышел. Серой нательной рубахе и такого же цвета кальсонах. Внизу, перед лестницей на мою мансарду стояла пожилая, но вполне бодрая женщина. Темное строгое платье, гладко зачесанные назад волосы.

– Гутен морген, фрау Бергман, – я решил блеснуть своим немецким, которого не знал. По ощущениям не знал немецкого и Энтони де Клер.

– О, вы решили говорить по-немецки. – Фрау Бергман замахала на меня руками. – Не напрягайтесь, вам, наверное, это вредно. Генрих сказал, что вчера вы были весь в крови и едва смогли подняться по лестнице. Что с вами случилось?

– Я упал с лестницы.

– Надеюсь не с моей?

– Нет, фрау Бергман. Это была другая лестница.

– Вам ничего не угрожает?

Этот разговор начал мне надоедать. Возможно, поэтому я немного нагрубил пожилой фрау.

– Ни мне, ни ежемесячной плате за квартиру совершенно ничего не угрожает.

– Как вы могли подумать …, – начала было возмущаться фрау Бергман, но я остановил ее.

– Фрау Бергман, прошу вас, пусть кто-нибудь, тот же Генрих, принесет мне большой кувшин чистой воды и хороших фруктов. Я пару дней не смогу выходить из дома.

В это Фрау Бергман поверила. Она оглядела меня, словно только сейчас увидела недостатки в моем одеянии. Я надеялся, что мой вид подтвердит, что мне никак не выйти из дома в ближайшее время.

– Хорошо, – согласилась фрау Бергман, вышла на улицу, и я тут же услышал ее голос. – Генрих! Генрих!

А я снова вернулся в свою комнатку.