Алексей Петров - Старая крепость

– Давай, Макс, удачи. Надеюсь, всё у нас получится. Бей короткими, береги ствол. По возможности, – меняй позиции. Отто, – не мешкай, ленты должны быть всегда наготове.

– Ребята, вы… Вы, – настоящие герои! – срывающимся голосом повторял Эмиль, обнимая нас с Отто.

– Смотрите у меня! – погрозил Йенс пальцем, – не дай бог дадите русским себя подстрелить!

– Мы постараемся этого не допустить, – улыбнувшись, ответил за обоих я.

– Тогда, – до скорой встречи! – сжал нас в своих лапах Викинг и, резко развернувшись, зашагал к остальным солдатам. Эмиль, оглядываясь и махая нам рукой, засеменил следом.

Выставив пулемёт в окно, я прильнул к прицелу, осматривая лежащие передо мной полуразрушенные здания. Где-то внизу ждали команды на прорыв наши камрады. Несмотря на то, что крепость продолжала гореть, лучи вечернего солнца пробивали стелющийся дым и ярко освещали землю. Кроме того, сквозь огромное окно они нещадно светили мне прямо в глаз, не позволяя полноценно наблюдать за окружающей обстановкой. Ну, что там тянут? Время!

Под окном раздались пронзительные звуки унтер-офицерских свистков: вперёд! Невольно вздрогнув от неожиданности, я поплотнее прижал приклад к плечу, в готовности немедленно открыть огонь. Снизу раздался топот множества ног и, через несколько мгновений, в поле моего зрения показались бегущие немецкие солдаты. Спереди, во главе с Раушем, неслась ударная группа, вооружённая как МР-40, так и трофейными ППД. Потом шла первая волна стрелков, усиленная по флангам пулемётчиками. За ней бежали сапёры, которые несли на четырёх носилках раненых. Далее, – вторая волна стрелков, с пулемётом Викинга в центре, и замыкали строй лейтенант Хольц с радистами. Последние тащили рацию и ещё какое-то барахло. Пока всё шло неплохо, сопротивления со стороны русских никакого. От Тереспольских ворот открыли прикрывающий огонь солдаты обер-лейтенанта Гренца. Вот бегущие от церкви немцы миновали спортплощадку, достигли здания погранзаставы… Ещё чуть-чуть, – и они спасены!

Но, русские не собирались так просто дать немцам выйти: они подпустили группу Рауша поближе и обрушили на бегущих шквал огня! Захлёбывались злобным лаем пулемёты; слившись в умопомрачительный треск, били винтовки, рассыпали очереди автоматы… Стрелял, казалось, каждый камень, каждое окно и амбразура: в упор из погранзаставы, из кольцевых казарм, слева и справа. Строй немцев сломался: падали убитые и раненые. Сапёры, побросав носилки, пытались укрыться среди воронок и деревьев. Бежавший сзади Хольц присел на колено и что-то кричал, махая рукой с зажатым в ней автоматом. Радисты сначала залегли, потом вскочили и со всех ног бросились обратно, к церкви. За ними побежали ещё несколько человек. Несмотря на огонь, передовая группа, сильно поредевшая, почти добежала до здания погранзаставы.

Я и не заметил когда открыл огонь: помню только, что стрелял по вспышкам, перенося огонь с одного окна на другое. Расчётливо, короткими очередями. Подавил – не подавил, – даже не задумывался. Азарт боя захватил меня целиком. Внезапно, из дверей и окон начали выпрыгивать красноармейцы: русские пошли в атаку, стремясь любой ценой не позволить немцам вырваться из Цитадели. Стрелять по ним не мог ни я, ни солдаты Гренца: завязалась рукопашная. Огонь с обоих сторон стих. Мы с Отто смотрели на разворачивающееся перед нами побоище, не в силах как-то помочь своим камрадам. Среди мелькающих фигур я искал знакомые силуэты, но всё напрасно: разобрать в мешанине тел что-либо было практически невозможно.

Как всегда, русские в рукопашном бою одержали победу. Немногочисленные выжившие немецкие солдаты в панике отступали обратно, под защиту стен церкви. Откинув врага до спортплощадки, красноармейцы, под возобновившимся огнём немецких пулемётов, возвращались обратно в подвалы. Отчаянный прорыв второй штурмовой группы не удался. Раненых не было: только живые и мёртвые. От церкви и до погранзаставы земля была усеяна трупами в серо-зелёной форме.

Я, потрясённый увиденным, застыл у дымящегося пулемёта. Стрельба стихла. Рядом лежал Отто и, сжимая в руках оставшиеся ленты, плакал как ребёнок. Внизу раздавались возбуждённые голоса наших выживших товарищей. Я слышал их, но спуститься к ним… Боюсь, сердце разорвётся, если не увижу там Викинга и Эмиля. Нужно оттянуть этот момент. Господи, не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. Пока ещё они для меня живы, сидят внизу и делятся подробностями неудавшегося прорыва. Почему нет?

– О, Макс, – перегрел всё-таки ствол… – доносится до меня знакомый голос. Я оглядываюсь. В дверях, устало оперевшись плечом о косяк, с верным MG в руках, стоит Викинг. Пулемёт пуст, – он расстрелял всю ленту.

– Ты даже не представляешь как я рад тебя видеть, Йенс, – слёзы предательски выступают на моих глазах и окончание фразы я комкаю, зашмыгав носом.

– И я, – просто отвечает Викинг.

– А Эмиль? Где он?

Йенс отводит глаза в сторону, – всё понятно без слов. Рюдигер, успокоившись было, вновь начинает плакать. Совсем тихо, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Викинг, глядя на него, говорит:

– Много наших парней там осталось. Много. А слёзы… Слёзы мужчины наравне с кровью ценятся. Мы отомстим!

– Господи, Эмиль! – шепчет Отто – наш Эмиль…

– В общем, дела такие: осталось от нашего отделения всего четверо, – глядя себе под ноги, произносит Лерман. – Мы с вами, да Студент.

– Он жив!? – вскидывается Рюдигер.

– Студента не так уж просто уложить, – уголками губ усмехается Викинг – он вёрткий малый.

– Сколько…осталось?

– Точно не скажу, – человек сорок, наверное. Два радиста, лейтенант Хольц, «лодочник» Вилли, – начинает загибать пальцы Йенс – огнемётчик Юрген, несколько парней из одиннадцатой, сапёры. Плюс отделение Шойнемана в столовой. Сколько их там, – никто не знает. Вот и всё. Из почти восьмидесяти человек! – горько усмехается пулемётчик.

– Рауш тоже… Погиб? – спрашиваю я, уже заранее понимая, что вопрос не имеет смысла: среди перечисленных Йенсом людей его нет.

– Один из первых, – кивает Лерман, – Он шёл в передовой группе и тут русские в упор ударили из пулемётов… Двадцать метров… Шансов не было.

– Кто-нибудь смог прорваться?

– Я не видел. Кого не положили пулемёты, – добили выскочившие из подвалов русские. Как смог, прикрыл отходящих… Ленту выпустил всю, без остатка. Поменять уже не было времени.

– А Эмиль?

– Его ранило… По-моему, в ногу… Мы отходили, а он полз за нами и кричал мне: «Йенс! Помоги! Вытащи меня! Я не хочу умирать! Йенс!» – Викинг замолчал на полуслове, борясь с подкатившим к горлу комом.

– Они добили его. Подбежавший русский всадил в него штык, потом ещё раз, и ещё… Эмиль кричал, страшно кричал, когда его убивали… Его крик до сих пор стоит у меня в ушах, – Лерман внезапно сел, проведя рукой по лбу, будто бы отгоняя что-то, – но я ничем не мог ему помочь. Я уже никому не мог помочь… Раненые, которых несли сапёры… Эти трусы… Они бросили их на землю, в большую воронку, рядом друг с другом. Грубер тоже был среди них. Русские не пошли дальше и раненых ещё можно было спасти, только вот нести их было уже некому… Все сбежали. Большевикам раненые немцы тоже были ни к чему, поэтому они просто кинули в воронку гранату. Это… Это… – Йенс задыхался – Это война на уничтожение: или мы их, или они нас: третьего не дано. Никакой пощады! Они будут убивать нас безо всякой жалости! Это варвары! Я воевал и с французами, и с томми, и с поляками: нигде ничего подобного не видел! – Викинг потрясённо оглядел нас, – Если французы или англичане попадали в окружение, – они сдавались, потому что понимали: сопротивление бессмысленно! А русские… – Лерман замолк и покачал головой, не находя слов.