Мария Мартенс - В прошедшем времени

Под вечер погода испортилась, заморосил дождь. Я добрался до дому под водяной пылью, а когда вошел, уже хлестало вовсю. Спал я в ту ночь без снов – сказалось напряжение двух предыдущих суток.

В воскресенье отдохнуть от амбулаторного приема не вышло − ко мне на осмотр толпой пошли простуженные. Все больные были с похожей симптоматикой, практически все без температуры, но с заложенным носом и сухим верхним кашлем. Кто-то, так же как и я, накануне вечером промок под дождем, кто-то, вроде бы, не переохлаждался, но проснулся в соплях. Словом, это была обыкновенная вспышка ОРВИ.

Здесь пока еще лишь подозревали о вирусном происхождении этого заболевания, и даже в моем «Терапевтическом справочнике» осторожно сообщалось предположение о «фильтрующемся вирусе», вызывавшем острый ринит, то бишь, насморк в просторечии. Как тут было не вспомнить «Кавказскую пленницу» и лекцию о «фильтрующемся вирусе ящура», который, как известно, «особенно бурно развивается в организме, ослабленном алкоголем».

Не менее феерично выглядел и раздел «лечение острого ринита». Так, кроме всего прочего, в нем предписывалось загнать в нос на несколько часов ватные шарики, «чтобы дать покой воспаленной слизистой», а также «тепло к ногам» и «потогонные» (малина). В подостром периоде справочник рекомендовал впрыскивания раствора адреналина, а также раствора… кокаина (вот это изумляло больше всего, хоть я и знал, что в те времена кокаин был не только не запрещен, но и успешно применялся в стоматологии для обезболивания) и вдыхание паров йодной настойки.

Особенно меня тронула пропись порошковой смеси «для вдувания в нос»: стрептоцид, сульфазол, эфедрин и пенициллин. Где же я все это должен взять при таком потоке больных? Пока закажу в аптеке, пока привезут, эпидемия, глядишь, и схлынет. Кроме того, сам способ введения был настолько экстравагантен, что не ассоциировался ни с чем, кроме наркотиков, и я никак не мог отделаться от воображаемой картины, как мои пациенты, словно герои американских фильмов про гангстеров, потребляют указанным способом лечебную смесь и делятся друг с другом ощущениями.

Смех смехом, а народ надо было лечить. Из указанного мне понравилось про вдыхание паров йодной настойки, про малину и, пожалуй, адреналин. По действию он близок к нашим любимым сосудосуживающим каплям, но на всех его не хватало, да и капать в домашних условиях было нечем, так что я ограничился ромашковым чаем с малиной, ингаляциями и свежим больничным листом, который, как известно, при простуде помогает почище любых лекарств.

Впрочем, чудес от меня никто и не ждал, хотели в основном освобождения от трудовой повинности. Что до лечения, то один дядька средних лет все спрашивал: «А если водочки?» Получив отрицательный ответ, он обиделся. Он-то рассчитывал, что сможет сегодня «принять на грудь» не просто так, а по назначению врача. Пришлось его разочаровать.

К обеду прием иссяк, я открыл дверь, чтобы убедиться, что больше никого нет, и нос к носу столкнулся с лейтенантом Беликовым, про которого уже успел напрочь забыть. Он козырнул и по-хозяйски вошел в кабинет. Я поспешил занять свой стул за столом − на нем мне было как-то спокойнее − и жестом предложил ему сесть на место пациента. Он вынул планшет, бумагу, спросил разрешения воспользоваться моей чернильницей, проверил мой паспорт и приступил к допросу.

– Вы позавчера выезжали на дорожно-транспортное происшествие?

Я засомневался, можно ли отнести переезд человека трактором посреди поля к разряду ДТП (никакой дороги там не было), но кивнул. Он продолжал занудным голосом, взгляд у него был цепкий и неприятный.

– Что вы можете пояснить по поводу случившегося?

Я начал излагать, как спал ночью у себя дома (выражение «у себя дома» ему не понравилось, и он, спохватившись, потребовал прописку, − к счастью, таковая имелась), а потом за мной приехали и отвезли на поле.

– Кто приехал? Во сколько?

– Около половины пятого. Мой фельдшер Кузьмич… эээ… Николай Кузьмич, и еще один человек, я не знаю его имени-отчества.

– Вы ранее встречались с потерпевшим Игнатьевым?

– Нет, я увидел его впервые.

– Дальше?

– Оказали первую помощь, организовали эвакуацию в ЦРБ, так как здесь у нас нет условий для оказания помощи при таких травмах.

– Какие условия вы имеете в виду?

– Травматологическое отделение, операционная…

– Кто совершил наезд на Игнатьева?

Я сообразил, что не знаю по имени сменщика… Меня уже мелко потряхивало, ладони вспотели. От волнения я начал нести чушь.

– Я его не знаю. При факте наезда не присутствовал. Человек, о котором говорили, что это он, был на поле, когда мы приехали. Он был испуган и хотел нам помочь, но мы не разрешили.

– Почему сразу не упомянули о нем?

– Забыл. Все внимание было на пациента.

Он сосредоточенно смотрел на меня, и я не выдержал.

– А еще, − сказал я, − честно сказать, я перенервничал. Я такого никогда не видел.

Вдруг он выдохнул и улыбнулся. Лицо его стало живым.

– Да я сам малость перетрухнул, когда место происшествия осматривал. Три года здесь, ничего подобного не было. Крови-то, мать честная! А виновник-то теперь в отказ пошел, говорит, «ничего не помню, выпимши был». Хорошо, свидетели есть. Правда, самого наезда никто не видел, а вот его, перепуганного, когда он на помощь звал и каялся, видали.

Я, наконец, сообразил, к чему был весь этот пристальный допрос. Ему были нужны свидетели происшествия. Кроме того, этот лейтенант Беликов оказался моим ровесником, внушительность ему придавали форма и строгий тон, которого он, как видно, старался держаться в любых непонятных случаях. Знакомая тактика…

– Будет жить Игнатьев-то?

– Должен. Вчера оперировали, пришел в себя, говорят. Вот ходить будет ли – не знаю. Время покажет.

Он кивнул. Я, наконец, улыбнулся в ответ.

– А что, ты ведь из Н-ска? – он неожиданно перешел на «ты». – Севку Дюпина знаешь?

Я изумленно покачал головой.

– Нет.

– Вроде он медбратом трудится. Служили мы с ним вместе.

– Нет, не знаю. В городе несколько больниц, я не могу знать всех.

– Ну и ладно. Вот тут распишись, что ты читал и согласен.

Я черкнул размашистую закорючку ‒ вот во что превратилась моя подпись ‒ и вернул ему бумагу.

– Еще мне Николая Кузьмича твоего допросить надо.

– Он на выезде, будет завтра с утра.

Он кивнул. Мне было пора по вызовам, но лейтенант Беликов, похоже, никуда не спешил.

– Так что, может, тогда… за знакомство? – нерешительно предложил он.

Еще одна жертва уморительного поверья, что у врачей всегда есть спирт и в свободное время они то и делают, что пьют его «не пьянства ради, а здоровья для». Я напустил на себя важности и объяснил: