Евгений Шалашов - Новое назначение

— А в Бакарице еще что-то осталось? — удивленно спросил Кедров.

— Так точно, — улыбнулся я, вспоминая рассказ Артузова, как он обнаружил недостачу двенадцати вагонов с тюленьим жиром, вывезенных ушлыми совслужащими на станцию Сухона безо всяких документов и уже приготовленных к отправке в Петроград, спекулянтам.

— И что там могло остаться? — поинтересовался Артур, не менее удивленный, нежели его начальник.

— Самое смешное — вагон тюленьего жира. Он был загнан в тупик, двери сломаны — кто-то создавал впечатление, что уже ограблен. Я полагаю, что его хозяев арестовали и расстреляли, а вагон так и не трогали. В самом начале работы в освобожденном Архангельске, когда я еще не был начальником ЧК, мы обнаружили на кладбище кораблей судно, заполненное продовольствием, потому губисполком и решил проверить еще раз все свалки кораблей, вагонов и прочего. Тюлений жир хотел пустить в оборот начальник продовольственного отдела вместе с интендантами шестой армии.

— То-то мне на вас Кругликов жаловался, дескать — Аксенов приказал арестовать армейских интендантов, не поставив его в известность, — засмеялся Артузов.

Кругликов пожаловался? Ну, вообще-то, это свинство с его стороны.

— Товарищ Кругликов был поставлен в известность, — хмыкнул я. — Я ему даже интендантов передал, чтобы он с ними сам разобрался. Армия не в моем ведении, а в ведении особого отдела.

— Да ладно, он на самом-то деле и не жаловался, просто разговор зашел.

— Товарищ Артузов, давайте о собственных делах позже, после коллегии, — призвал Ксенофонтов к порядку. — Аксенов, продолжайте.

И я продолжил:

— Самой трудоемкой задачей оказалась фильтрация военнопленных и задержанных. На сегодняшний день у нас насчитывается свыше трех тысяч человек, рассредоточенных в Архангельске, на Соловецких островах и в Холмогорах. Приняты разные степени решения в отношении свыше тысячи человек.

— Поясните, что значит — разные степени решения? — сразу же вцепился в мою фразу Ксенофонтов.

Я кивнул и принялся объяснять:

— Значит, на сегодняшний день, из прошедших через фильтрационные лагеря четыреста человек уже расстреляны — это, в основном, ярые враги Советской власти, а также мародеры, убийцы. Сто двадцать — бывшие офицеры не особо перепачканные кровью переданы в ведомство товарища Троцкого и продолжают службу в рядах РККА, а остальные пятьсот человек, в отношении которых проверка не выявила большой вины, отпущены по домам и поставлены на учет по месту жительства. Работа по фильтрации продолжается. По нашим данным, через армию белых прошло свыше двадцати пяти тысяч человек, на военных и оборонительных работах были занято еще столько же. Разумеется, часть из них погибла, но большая часть сейчас находится по домам, и наша задача выявить — кто именно служил в белой армии, чем в ней занимался, насколько велика вина перед Советской республикой.

— Как быстро вы закончите работу? — спросил Ксенофонтов.

— Думаю, что понадобится не меньше года, чтобы провести, так сказать, черновую проверку, но окончательная работа может занять два года, а в некоторых — особых случаях, и пять лет, и даже десять.

— Не слишком ли долго? — сурово спросил меня товарищ во френче, которого я так и не смог опознать.

— Долго, — кивнул я. — Самым оптимальным было бы прямо сейчас задержать всех, кто служил белым, поместить в лагеря особого назначения и отфильтровать. Но это возможно в крупных городах. Если мы в Архангельске сделаем такое, то некому будет работать ни в городе, ни на селе. Архангельская губерния полтора года прожила под властью белых, и каждый взрослый мужчина, а то и женщина, в той или иной степени связаны с интервентами или белогвардейцами.

— Ясно, — кивнул Ксенофонтов. Повернувшись к членам коллегии, спросил: — Товарищи, у кого-нибудь есть вопросы к товарищу Аксенову? Если нет, то мы его ненадолго отпустим, а сами примем решение о его работе на должности начальника губЧК и дальнейшей судьбе.

Что-то мне не понравилась фраза «о дальнейшей судьбе», и я притих, посматривая на членов коллегии.

— У меня есть много вопросов к Аксенову, — заговорил вдруг Бухарин. — Почему он лжет, уменьшая число расстрелянных? По моим сведениям, Аксенов расстрелял гораздо больше людей.

— Хорошо, — кивнул Ксенофонтов и повернулся ко мне: — Что можешь сказать, товарищ Аксенов?

— Встречный вопрос товарищу Бухарину, — начал я. — Во-первых, о какой цифре идет речь? Во-вторых, откуда он получил эти сведения? Еще уточню, что ни сам Аксенов, ни Архангельская ЧК не имеет права производить расстрелы. Все приговоры выносит ревтрибунал, и все задокументировано.

— Товарищ Аксенов, не разводите демагогию, а отвечайте на поставленный вопрос, — начал сердиться Бухарин.

— По-моему, демагогию разводите вы, товарищ Бухарин, — повысил я голос. — Я не могу ответить на вопрос, если он сформулирован недостаточно четко. Если вы обвиняете меня во лжи перед моими товарищами, то будьте добры доказать свои слова, а иначе они напоминают либо сплетню, либо провокацию.

— Товарищ Ксенофонтов! — вскочил со своего места Николай Иванович. — Почему ваши сотрудники позволяют себе разговаривать со мной в таком неуважительном тоне? Я член ЦК, член коллегии ВЧК.

— Товарищ Аксенов, объявляю вам замечание за неуважение, проявленное к товарищу Бухарину, — сказал Ксенофонтов, а потом повернулся к Бухарину. — Николай Иванович, по сути, Аксенов прав. Если вы обвиняете его в чем-то, то должны оперировать конкретными данными.

— Хорошо, будут вам и конкретные данные, — нервно сказал Бухарин, вытаскивая из полотняного портфеля несколько газет на иностранном языке и демонстративно бросая их на стол. — Если бы присутствующие могли читать на немецком или на английском языке, то могли бы и сами прочитать то, что пишут в иностранных газетах о методах и действиях Аксенова.

— А вот это уже называется хамством, товарищ Бухарин, — не удержался я. — Кичиться собственной грамотностью неприлично для члена ЦК.

— Аксенов, я объявляю вам выговор! — резко сказал Ксенофонтов.

— Иван Ксенофонтович, а за что выговор Аксенову? — вмешался Кедров. — Я думаю, что Владимир Иванович прав. Товарищ Бухарин, прикрываясь своим членством в ЦК, ведет себя как настоящий хам. Николай Иванович, половина присутствующих владеют иностранными языками, которые вы назвали, а некоторые знают и другие языки.

— Согласен, — не стал спорить Ксенофонтов. — Выговор я отменяю, но замечание остается. Николай Иванович, снизойдите до тех, кто не обучался в гимназиях, переведите.

Похоже, Бухарин и сам понял, что где-то перегнул палку, а ссориться с коллегией ВЧК ни один нормальный человек не захочет. Расправив одну из газет, «любимец партии», как его назвал как-то Ленин (или, еще назовет?), сказал: