Евгений Шалашов - Новое назначение

— Володя, садись, что ли, — вздохнул Ксенофонтов.

Ого, теперь уже не Аксенов, а по имени. Расту, однако. Я решил воспользоваться предложением и уселся.

— Что это у нас с Николаем Ивановичем произошло? — озабоченно спросил товарищ во френче. — Он же и на коллегиях почти не бывал, а если бывал, то сидел себе, помалкивал. Может, товарищ Аксенов его чем-то обидел?

А я и сам сидел и ломал голову — чем же мог обидеть Бухарина? А главное, когда это я успел? Может, расстреляли кого-нибудь из его близких?

Правда, есть одна зацепочка, но мне она казалась нелепой. У него что, виды на Наталью? Может, упомянув о скоротечном романе с кем-то из товарищей, она и имела в виду Николая Ивановича? Странно. Читал, что Бухарин считался приличным человеком, интеллигентом. И по бабам — ходок, или нет, не упомню. У Евтушенко есть стихотворение об уцелевшей вдове Бухарина — Анне Михайловне Лариной.

А еще стало любопытно — как «демократические» газеты заполучили столько подробностей? Берлин, ладно, присочинили. А англичане как узнали имена и фамилии? Что-то неладно с ведомством товарища Чичерина, утекает информация.

— Ладно, товарищи, — прервал намечавшийся разговор Ксенофонтов. — Из-за Николая Ивановича потратили лишние полчаса, а время дорого. И вообще, у некоторых товарищей вопросы к Аксенову — мол, либеральничает, мало расстреливает. Но вижу, если на него на Западе собак спустили, то он все делает правильно. Какие будут предложения по работе Архангельской губчека?

— Думаю, следует признать работу губчека удовлетворительной, а товарищу Аксенову объявить благодарность и вручить денежную премию в размере оклада, — предложил товарищ в пиджаке и галстуке.

— Согласен, — кивнул Иван Ксенофонтович. — Только с поправкой — в размере годового оклада. Если месячный — то его на два дня хватит, не больше, а годового — хотя бы на неделю, а то и две. Кто за данное предложение, поднимите руки.

Вся коллегия подняла руки, а я подумал — товарищ Бухарин, тот еще засранец, но он сегодня оказал мне услугу. Спасибо.

Артузов предложил подвести, но я отказался. Хотелось пройтись, чтобы из головы выветрился образ товарища Бухарина и отдохнула ладонь, уставшая сжиматься в кулак. Пройдя метров сто понял, что иду не в сторону Каланчевской площади, а к Большому театру, а точнее — к гостинице «Метрополь». Нет, мне не туда. Еще рано, Наталья на службе. К тому же, ее могли отправить куда-нибудь, она могла переехать на другую квартиру, выйти замуж. Наталья Андреевна ждать меня не обещала, и я не просил. Прошло полгода с момента нашего расставания, у нее собственная жизнь, а мне завтра возвращаться в Архангельск. Так что, не стоит тревожить женщину, а лучше повернуть обратно.

Паровоз на месте, броневагоны никто не спер. Трезвый дежурный бойко доложил:

— Товарищ Аксенов, во время вашего отсутствия происшествий не случилось. Звонил из Малого Совнаркома, какой-то Горбунов, сказал, что заседание переносят на девятнадцатое число, на то же время.

Вот те раз! Но это было еще не все.

— Еще вам звонили, просили перезвонить немедленно. Телефон записан.

— Технический сектор Коминтерна, — услышал я родной голос.

— Наташа... Наталья Андреевна?

— Володька? Где ты? Все там же, на Ярославском вокзале?

— Хочу тебя видеть!

— И я... Жди. Уже бегу.

Когда Наташа прибежала к бронепоезду, а я метнулся навстречу, успев лишь сказать бойцам, чтобы все шли к черту — и они, и накопившиеся дела, и выступление на Малом Совнаркоме. Надеюсь, товарища Ленина не послал? А мог бы, вгорячах-то чего не скажешь, потом расхлебывай.

Нет, на самом деле все было иначе, а то, о чем сейчас говорил, сделал бы другой человек, но не я — начальник губчека, вместе с которым в командировке находится тридцать с лишним подчиненных, да еще и боевая техника, а все кинуть и убежать вместе с любимой женщиной не имею права. Нет, вначале я распорядился о порядке несения службы, оставил исполнять обязанности старшего по команде оперативника Кузьменко, строго предупредив того о порядке и дисциплине. Назначил бы комиссара Спешилова, но тот так жалобно смотрел на меня, что я оставил Витьку в покое — пусть по Москве с девушкой гуляет. Второго чекиста — Сорокина, определил исправлять обязанности тыловика и интенданта, а сам связался с хозяйственниками на Лубянке, чтобы те временно прикрепили нас к какой-нибудь бане — иначе завшивеет личный состав и, по возможности, отыскали нам хотя бы пять, а лучше десять кусков хозяйственного мыла. Сменного белья и паек не просил, есть свое. Хозяйственник, с которым я разговаривал, велел отправляться в баню, что рядом с вокзалом, но в выдаче мыла отказал — у самих нет, крутитесь как хотите.

Ладно, уже хорошо. «Нарезал» задачу Сорокину — отыскать эту баню, выгнать неорганизованных посетителей и вместе с комвзвода проконтролировать помывку личного состава. Без мыла, разуется, плохо, но хотя бы вода будет. И польза двойная — и вымоются, и личный состав будет при деле.

На Кузьменко и Сорокина у меня свои виды – парни толковые, пусть учатся руководить, я их потом отправлю учиться (куда не знаю, но придумаю), и выращу из них внутри Архчека технический сектор.

И только осознав, что личный состав при деле, начальник смог позволить себе пойти на свидание.

Кого в Москве можно удивить парой, идущей рядом, крепко держащихся за руки? Да никого. Хоть в той столице, хоть в этой.

И пара, по меркам Москвы двадцатого года, вполне ничего. Молодой военный с бородкой и орденом Красного Знамени на груди, рядом с ним красивая женщина, чуть-чуть постарше, одетая скромно, но не бедно. Может быть — муж и жена, встретившиеся после долгой разлуки или, напротив, перед расставанием? А может любовники, решившие погулять. Впрочем, кому какое дело?

Странно, но мне не хотелось брать любимую женщину в охапку и тащить в постель, а хотелось просто идти рядом с ней взявшись за руки, как восьмиклассники. Дети помладше еще стесняются прикасаться друг к другу, а постарше, класса с девятого, ходят в обнимку.

— Куда пойдем? — спросила Наташа.

Я пожал плечами, потому что мне все равно, куда идти рядом с любимой женщиной, но предложил:

— Может, на Патриаршие?

— На Патриаршие? А хоть бы и на Патриаршие.

Я люблю Патриаршие пруды и за их неброскую красоту, и за то, что они олицетворяют для меня одного из самых лучших писателей.

Патриаршие пруды тысяча девятьсот двадцатого года — еще без павильона, без «крыловских» скульптур и без обрамляющих его высоток. И нет «дома со львами», который многие считают старинным зданием, зато с двух сторон стоят каменные храмы с колокольнями.

Жаль, нет скамеечки, на которой сидели Бездомный и Берлиоз, да и самого Михаила Афанасьевича пока нет в Москве. Кстати, где он болтается? Биографии Булгакова, написанной ректором Литинститута, под рукой нет, но Михаил Афанасьевич должен сейчас находиться где-то на Северном Кавказе. Любопытно, а почему автор «Собачьего сердца», «Мастера и Маргариты», успевший послужить и Петлюре (хоть и недолго), и в Добровольческой армии, пусть и на должности военного врача, избежал «фильтрации»? Я бы его месяц-другой подержал в подвале, а потом отправил трудиться по основной специальности. Как-то, неправильно поступили мои коллеги, не по-хозяйски, дозволив ценному специалисту заниматься литературным творчеством. Михаил Афанасьевич, если не ошибаюсь, по специальности венеролог? При нынешнем повальном сифилисе — революционной болезни, очень востребованная специальность. Ну да ладно, пусть себе пишет.