Александр Афанасьев - Золото партии

– Здравия желаю…

Музыкант махнул рукой, обрывая доклад

– Где он?

* * *

Нужного ему человека Музыкант увидел издалека: он стоял на обрыве и смотрел вдаль, в море. Рядом с ним – никого не было

– Не бросится?

– Нет. Я поговорил с ним… уникальный, конечно, пациент…

– Чем же?

– Абсолютной уверенностью в себе. Такая тяжелая травмирующая ситуация, но нет и следов посттравматического синдрома. Стресса тоже нет.

Музыкант посмотрел на сопровождавшего его профессора, имевшего степень доктора медицинских наук по закрытой тематике.

– Когда наши деды вернулись с войны, у них тоже не было посттравматического синдрома. Никто не бился головой об стенку, не резал вены, не вышагивал в окно…

…

– Просто они твердо знали, что правы. И он – знает…

Музыкант сделал шаг на тропу.

– Сопровождать вас?

– Ни в коем случае…

* * *

– Добрый день…

Музыкант кивнул на уходящую вдаль морскую гладь.

– Нравится?

Ангел знал про Музыканта, так как работал с русскими – но он знал только его псевдоним и никогда его раньше не видел. Теперь он видел перед собой среднего роста человека, лет пятидесяти, с живыми, проницательными глазами. Музыкант был одет в деловой костюм, но вместо положенной рубашки – на нем была черная водолазка, подчеркивающая его неформальность. Так на Западе одевались либо люди свободных профессий, либо миллионеры, которым не надо было следовать офисному дресс-коду.

Музыкант истолковал его пристальный взгляд по-своему.

– Напрасно вы так, Георгий, на нас смотрите. Вот, вы полковника Шульгина тогда в Ильичевске оскорбили, а, между прочим, он, когда узнал, что вы живы, поднял шум, записался на прием к директору ГРУ, сказал, что мы никого не имеем права оставлять. Он же добровольно вызывался командовать спецоперацией по вашему освобождению из украинского плена… зная на какой риск он идет. А вы ему руки не подали. Это правильно?

– Я не имею ни к кому никаких претензий, – сказал Ангел

Музыкант явно не ожидал этих слов, но перестроился мгновенно

– Что ж тогда поговорим о вашем будущем. Вы кстати, знаете, что происходит в мире? «Все исступлённее давленье. Громады Мирового Льда» 39 39 А. Широпаев «Русь». …

– Не помню, чье это. Очень точная характеристика.

– Мы с вами оба профессионалы. И понимаем, что если на вас велась целенаправленная охота – значит, вы засвечены. Возвращаться туда – вам нельзя. Особенно сейчас, когда устраивают истерику даже из-за какой-то бабы 40 40 Видимо, намек на дело М. Бутиной . Потому я предлагаю вам остаться в России и поработать на нас. Конкретно – на меня.

Ангел молчал. Музыкант достал из кармана несколько фотографий, передал их Ангелу

– Ваша жена, как я понимаю.

– Где она? – нарушил молчание Ангел

– В Лондоне. Насколько мне известно, работает в Сити. Неплохо устроилась. У нас есть возможности в Лондоне. Мы можем привезти ее сюда.

– Нет.

Этого Музыкант не ожидал

– Почему?

Ангел бережно сложил фотографии.

– Она заслуживает нормальной жизни, – сказал он. – Я сделал ошибку, когда втянул ее во всё в это. Если она хорошо устроилась в Лондоне – то пусть так и будет.

– Хорошо.

– Вы можете ей помочь?

Музыкант кивнул

– Возможности есть. Ей можно доверять?

– Да.

– В таком случае, возможностей помочь хоть отбавляй. И заработать тоже.

– Пусть ваши присмотрят за ней.

– Непременно.

– Только без излишеств.

– Обижаете.

Музыкант понял, что ответ на его вопрос – Ангел уже дал…

И все казалось построенным на века – пока в один прекрасный день все не рухнуло…

Марсель, старый портовый город, один из центров средиземноморской мафии – никогда не жил честно. В средние века сюда любили захаживать пираты, в более поздние времена – контрабандисты, шныряющие из страны в страну и знакомящие ее жителей с плодами других стран, иногда и отравленными. Город пропах гашишем и абсентом, здесь никогда не переводились проститутки, мафиози и убийцы. Он принимал всех… достаточно сказать, что одна из крупных криминальных группировок, орудовавших в городе – это грузинские воры в законе, которые своими повадками ничем не отличались от сицилийских мафиози или пье-нуа – выходцев из африканской части Франции, потомков фермеров – колонизаторов, вынужденных бежать и вставших на преступный путь потому что здесь они были никому не нужны. Марсель входил в невидимое братство средиземноморских криминальных городов – Марсель, Неаполь, Танжер, Палермо. Но одно оставалось неизменным всегда – Марсель был веселым городом, здесь даже убивали – весело и с выдумкой. Но сейчас, впервые за несколько сотен лет, это грозило измениться.

В конце 70-х – во Франции построили если и не социальное государство, то что-то близкое к этому. Уволить человека было почти невозможно, зарплаты по европейским меркам были высокими, рабочая неделя длилась тридцать пять часов, а левые философы типа Андре Горца говорили, что и двадцать пять часов – это нормально. Страна оправилась от последствий войны, было построено много социального жилья, а пособия были такими, что можно было и не работать. Но те, кто строил этот маленький рай в краю вина и прекрасных женщин – и не думали, что строят это не для себя.

Что такое четыре ребенка в семье? Для француженки это очень много, француженка родившая четырех – почти мать героиня, такой рождаемости и в средневековье немного было. Для арабки – четыре ребенка в семье это ничто. Арабка живет для того чтобы рожать детей, больше от нее не нужно ничего – она не стремится блистать в обществе, привлекать внимание мужчин, жить для себя – она рожает детей и больше ничего. Во Франции французы договорились платить семье с четырьмя детьми пособие, равное неплохой зарплате, чтобы женщина могла стать домохозяйкой и заниматься детьми. На это пособие стали приезжать все больше и больше арабских семей – постепенно их становилось больше, чем самих французов, особенно на побережье. Они не желали интегрироваться во французскую культуру, они демонстративно исповедовали ислам, они ходили в контору за пособием как к себе на работу и не испытывали стыда от своего паразитического образа жизни, потому что шариат разрешал брать деньги у неверных и обманывать их, а лидеры общин разъясняли, что когда-то французы колонизировали страны, где был ислам, и началось это еще во времена войн за Гроб Господень – и теперь они должны компенсировать умме ее страдания и унижения за много сотен лет. Местные мусульмане, которые не страдали и не были унижены даже тем, что получают деньги просто так, а не за работу – все это внимательно слушали.