Константин Калбазов - Пилигрим 3 [СИ]

– Тепло, – сообщил об очевидном князь.

– Тут несколько печей, которые пронизывают все три этажа. Да топятся углем. Пока-то все больше попусту, потому как станы лишь тут. Но потом разрастемся, глядишь еще и тесно станет.

– И сколько ткачиха может выткать полотна на таком стане за день?

– Обычного сукна, восемь локтей. Если на тот же кафтан, то чуть не вдвое выходит, – ответил Романов.

– И станов таких у тебя десятка два? – оглядев зал, поинтересовался князь.

– Да, – подтвердил воевода.

– В день выходит сто шестьдесят локтей. И сколько дней они у тебя трудятся в месяц?

– Ты немного неверно считаешь, князь. Стан может выдавать такое количество полотна. Но уж больно уж прожорлив. Пряжи на него не напасешься. Потому и ткачихи трудятся не в полную силу. Проблему эту решить пока не получается. Так что, в день вся мастерская хорошо как выдает хотя бы три десятка локтей.

– А к чему тогда так много ткачих? Ну и трудились бы четыре бабы.

– Как это зачем. Пусть набираются опыта, а как придет срок, так учениц примут, и станут трудиться в полную силу.

– И откуда ты столько пряжи возьмешь, коли сегодня ее нет? Про шерсть не спрашиваю. Поганые* тебя ею по самую маковку закидают.

*Поганые – язычники.

– Мы над этим сейчас трудимся. Бог даст, научимся выделывать много пряжи. Опять же, наладили изготовление прялок. Глядишь половцы да печенеги частично станут поставлять уже готовую. Все легче будет. А пока валяем войлок. Но это временно. Как только разберемся, с этой проблемой, то развернемся в полную силу.

– Да ты эдак завалишь сукном всю Русь, – усмехнувшись заметил князь.

– Ну это вряд ли, Владимир Всеволодович, – в тон ему возразил Михаил. – Купцам сколь не дай, все мало будет.

Разговаривая с Мономахом, Романов все время наблюдал за его реакцией. Как он воспринимает все успехи воеводы. И не родится ли в его голове решение, что пора бы тут все прибрать к рукам. Но нет. Вроде бы ничего подобного не наблюдается.

Да и агентура Бориса докладывает, что князь все больше занят внедрением новшеств, и нездорового интереса не проявляет. И это радует. Однозначно немалая роль в этом принадлежит тому, что Михаил не таит секреты. Во всяком случае от русских князей. Не все конечно выкладывает, но и выдаваемое им мелочью не назвать. Иное дело, что далеко не все находит свое воплощение.

Железный инструмент, всевозможные механизмы, новаторские способы варки железа, мастерские оборудованные станками. Все это по большей части остается невостребованным в той или иной степени. Что-то находит свое воплощение, другое, так и не заинтересовывает. Вот к примеру прялки, очень даже пришлись в тему. Или привод, если его можно изготовить из дерева, пожалуйста. Впрочем опять же, не всегда.

Сложно все с новаторством. Что тут еще сказать. Но в этом-то и беда. Как бы князья не решили исправить положение путем приватизации налаженного производства. Оно ведь как. При виде чужих успехов, глазки начинают гореть. А того понимания нет, что захватив все это, сам ума можешь и не дать.

– К чему тебе столько войлока? Что ты с ним делать станешь? – вновь поинтересовался князь. – На Руси он не в чести.

– Сам же сказал, что увязать поганых выгодой хочу. А они мне столько шерсти свозят, что мне ее прямо и девать-то некуда. Не выбрасывать же в самом-то деле. А войлок он и проще, и расход шерсти больше. Что же до спроса, то он пока не в чести на Руси, – с ударением произнес Михаил.

– И чем же ты думаешь удивлять народ.

– Из войлока много чего удумать можно, что окажется полезным в суровую зиму. К примеру сапожник наш научился тачать из него сапоги. Перекрещенные невесты из половчанок научили как их затейными узорами украшать, все из того же войлока, только крашенного. Я сам предпочитаю ходить в них. Ноги не мерзнут даже при долгом нахождении в седле или на посту. Правда, обувка эта только зимняя, потому как воды боится.

Нет, Михаил вовсе не изобрел валенки, хотя их тут пока и не знают. Он говорил именно о сапогах, сшитых из мягкого войлока. Получалось вполне удобно и тепло.

– Кроме того, шьем бурки как для пеших воинов, так и для конницы. Она и всадника от холода спасает, и коня прикроет, а при случае и постелью будет, в которой можно и на снегу спать.

– А чем тебе полушубок для этого не годится? – удивился князь.

– Тем, что в случае нужды бурку можно сбросить в мгновение ока. А там и биться с ворогом, не стесняя движений. В сече ведь о холоде не думаешь. Там подвижность нужна. А кровь и так огнем струится по жилам.

– Ты так занятно об этом рассказываешь, что мне даже стало интересно. Сам удумал?

– Подсмотрел. Сапоги у кочевников, бурку у черкесов, когда ходил в Тмутаракань.

Они опять вышли на мороз. Прошли на стену, где Михаил показал стоящего на посту дружинника. Владимир с вниманием осмотрел одеяние. Задал уточняющие вопросы. Примерил бурку на себя. Прикинул что-то там в уме, и решил, что в зимнюю стужу не застегивающаяся одежка все же не так хороша, как о том рассказывает Михаил. Тот возражать не стал, просто остался при своем мнении.

Потом они прошлись по мастерским, где Михаил достаточно откровенно рассказывал ему о том, чем именно и как там занимаются работники. Многое он уже показывал Мономаху, но тот просил рассказать вновь. То ли освежает в памяти. То ли пытается поймать Романова на лукавстве.

После этого посетили школу. Поприсутствовали на уроке, притаившись в дальнем уголке, чтобы не мешать учителю. Способ обучения Владимира удивил. Не видел он прежде, чтобы учителя проявляли столько внимания к ученикам. Ему в свое время сунули в руки псалтырь, и все больше пороли, чем поучали. Так что, по большей части все сам. Тут же объясняли, помогали, поощряли.

Хотя, лавка для порки с розгами в корзине присутствовала. Причем, если судить по тому как она отполирована, пустовать ей не приходится. Знать не только внимание оказывают, но еще и спрашивают всерьез.

Все время, пока ходил с князем, Михаила мучал один и тот же вопрос. За каким собственно говоря лядом Владимир Всеволодович припожаловал к нему в гости? Он был слишком рачительным хозяином, чтобы вот так запросто оставить без руководства свое княжество.

В правоте своих мыслей он убедился буквально после ужина, когда они уединились в его рабочем кабинете. Как выяснилось, Владимир изначально отправился в Переяславль, чтобы затем посетить Пограничный. И причина была все та же. Предложенные Романовым и подхваченные Мономахом реформы.

Великий князь не стал противиться тому, чтобы его старший сын начал эксперимент в своем уделе. При условии, что это не заденет казну Киева, не ущемит его интересы и не заденет устои. Ну и дружина, ясное дело, сохранит боеспособность.