Константин Калбазов - Пилигрим 3 [СИ]

Мономах планомерно и довольно быстрыми темпами воплощал в жизнь задуманные реформы. Которые влетали в копейку и Михаилу в том числе. Ну да, назвался груздем, полезай в кузов. Опять же, всех денег не заработать и в кубышке не удержать.

Кстати, Владимир начал денежную реформу. Причем именно с копеек, введя их в оборот на всей Руси, по единому образу и подобию с пограничной. До серебра и золота пока дело не дошло. Решили сначала дать пустить корни мелкой монете.

– Здрав будь, Михаил Федорович, – поприветствовал его выехавший навстречу Борис.

– И тебе не хворать, – ответил Романов, безопаснику.

При этом он и не подумал останавливать своего коня, шедшего шагом. Разве только чуть отвернул в сторону, словно приглашая занять место слева от себя.

– Рассказывай, что такого срочного приключилось, что ты помчался ко мне в Рудный, – поинтересовался князь, гадая откуда могло прилететь в этот раз.

– Да особо срочного ничего. Просто день погожий. Вот решил заодно и поразмяться, – пожал плечами Кудинов.

– Ну, тогда выкладывай не срочное, – успокоившись, произнес Романов.

– Владимир посадил в поруб князя Давыда Святославича. Тот решил он отложиться от Руси. К чему и брата своего, Муром-Рязанского князя, Ярослава Святославича склонял.

– Твоя работа?

– Мы только прознали о заговоре, остальное уж великий князь.

Хорошо все же иметь собственную семафорную линию. Она пока только начинает частично окупаться. Но это лишь в плане финансов. Зато позволяет увеличить скорость передачи сведений от агентурной сети. Да и сами эти станции стали эдакими центрами сбора сведений. Если не в глухом лесу стоят или голой степи. Поди пойми, что передают сигнальщики.

– И как думаешь, чем закончится? – поинтересовался Михаил.

– Ясное дело чем. Давыд Святославич как и тезка его с Ростиславичами откажется от мирской жизни и пострижется в монахи. А место на княжьем столе займет старший сын.

Есть такое дело. После принуждения трех князей к миру, Михаил доставил их к князю на суд. Тот не знал, как с ними поступить. Реши казнить, даже если не случится очередная усобица, дети затаят злость. Вот тогда-то Михаил и предложил не изобретать ничего нового. Все уже придумано до них, теми же ромеями. Осудить князей за ослушание на казнь, но в качестве милости остричь их в монахи и вся недолга.

– Я не о Давыде, а об Ярославе.

– Думаю, дознание не усмотрит у него злого умысла, и он выйдет невинным.

– Хм. Зато, сыновья Давыда на него взъедятся. Два больших княжества порознь, это куда лучше, чем рука об руку.

– Это точно. Владимир наловчился пользовать прием – разделяй и властвуй.

– Хорошая работа, Борис.

– Ну так, за то и хлеб свой едим.

– Больше никаких новостей.

– Не знаю, считать ли ее новостью. Но Владимир вроде как подумывает создать у себя в Киеве университет, сродни нашему. Да подумывает издать указ том, чтобы всех княжеских и боярских недорослей отправлять туда на обучение.

– Ну, это мимо нас все одно не пройдет. Откуда ему еще учителей-то взять. Только вот, не рано ли. Как думаешь?

– Приструнит Владимир Давыда Святославича, и поперек ему слова больше никто не скажет. Разве только князь полоцкий. Но с ним рядиться Мономах пока не желает, – пожал плечами Борис.

– И правильно. Забот и у себя с избытком. Вот наведет малость порядок, утрясет, а там глядишь и до Полоцкого княжества руки дойдут. А то ить не порядок, живут чисто на особицу. Еще и задираются, – хмыкнул Михаил.

– Так, последние два года князь Всеслав Брячиславич вроде как ведет себя тише воды, ниже травы.

– Как бы с поляками не снюхался. Ты там за ним присматривай.

– С поляками, это вряд ли. Ему от них в зависимость впадать не хочется. Но вот насчет того, чтобы свое надельное войско создать уже подумывает.

– А вот это уже плохо. Князья полоцкие с сильным войском нам совсем ни к чему. Знать зажился Брячисавич на этом свете, – Михаил многозначительно посмотрел на Бориса.

– Тихо не получится. Не подобрались еще близко. Только если стрельнуть. Но тут уж сразу на Владимира подумают. А ему бы лучше честь по чести, дела вершить.

– Значит поторопись и подведи человека.

– Потороплюсь.

Михаил прислушался к себе. Как-то он вот так, походя о человеческой жизни. Ладно когда оно в бою. Там ты и сам свою жизнь на кон ставишь. Убить же исподтишка, не оставляя человеку шансов…

Конечно его оправдывает то, что это сберегает десятки тысяч жизней. А если взять в контексте отпора набегам степняков, и уж тем более предстоящего нашествия монгол, так и вовсе цифры получаются несопоставимыми. Н-но… Порой бывает противно до тошноты. И это наверное все же хорошо. Куда хуже будет, если он окончательно очерствеет.

Едва оказавшись под надвратной башней Пограничного, как копыта зацокали по брусчатке. Не гранитной, хотя карьер располагается недалеко. Бетонные они и проще и дешевле получаются. И хватает их на довольно продолжительный срок. Асфальт конечно был бы проще, но это все равно, что выстилать улицы серебром.

Не меньше трети добываемой в Тмутаракани нефти поставляется на Русь. А в частности в Пограничное, где ее перерабатывают в греческий огонь и уже готовую смесь отправляют в Киев. Но эти поставки, чистые слезы. Горючего едва хватает чтобы обеспечить нужды войска. Какой уж тут асфальт.

Да и то, поставки по большей части приходятся на каспийскую нефть. Еремей, воспитатель князя тмутараканского Игоря Ольговича, сумел закрепиться на Волге, взяв под контроль весь волок. Но этого все одно мало. Не танкерами же ее возят. Спрос рождает предложение, а избыток ведет к удешевлению товара. Не выгодно купцам заниматься одной лишь нефтью.

От ворот прямая как стрела улица вывела его на центральную площадь города с храмом, над которым поплыл малиновый звон. Еще недавно он был самым красивым и неповторимым не то что на Руси, но и в мире. Теперь же, только первый в ряду. Церкви росли как на дрожжах, одна краше другой. Михаил дал только толчок, дальше уж местные архитекторы и сами с усами, да бородами.

Хм. Но с другой стороны, ведь не без его участия. И дело даже не в том, что он имеет знания из будущего. Все, на что его хватило в прошлой жизни, это собрать комплексную бригаду. И ведь не столько от неумения, сколько от лени. Его и так все страивало. На жизнь хватало, особо рвать жилы не хотел. Тут же, уже девятнадцать лет рвет жилы не за страх, а за совесть. Вот от этого в первую очередь и результат.

В этот момент позади церкви, вверх поднялся аэростат с наблюдателем. Михаил посмотрел на него, припомнил все, что уже сделал, чего добился и непроизвольно хмыкнул. То ли еще будет. Сбил на затылок мурмолку и пнул пятками бока коня, трогая его в сторону своей усадьбы.