Лидия Бормотова - Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира

Тохтар продолжал рассказывать, Баюр слушал, но главное он уже выяснил: все целы и невредимы. Даст Бог, дальше будет ещё легче. Провожатый каравана не забыл поведать и историю в Ташрабате, отдельно расписав свою доблесть, благодаря которой все остались целы. Нурмагомет заинтересовался, выспрашивая, как выглядел убийца.

– Похож на туркмена. Нос – во! – киргиз от переносицы рукой вывел дугу. – До рта достаёт, как клюв беркута.

– А чего ему было надо?

– Не успел спросить, – рассмеялся рассказчик, напрашиваясь на похвалу.

У Баюра вздыбились брови. Вот, значит, куда рванул горбоносый. Спасибо Тохтару. Иначе… Хм, уберёг русского шпиона, сам того не зная. Что ж, как верёвочка не вейся – один конец. Одной проблемой меньше!

Левая рука под боком затекла от неподвижности и налегающего на неё тела, надо сказать, нелёгкого. Скоро совсем потеряет чувствительность. Но менять положение не стал, опасаясь хрустнуть веткой.

Интерес Алимбая к Ташрабату, древнему святилищу, аксакал воспринял как должное, он успел убедиться в любознательности молодого купца, привык к его расспросам о восстаниях ходжей, особенно о последнем, поднятом Валиханом-тюрей. Что греха таить, Нурмагомет и сам рад был поделиться воспоминаниями, которые жгли душу. Не всеми, разумеется. Однако такого трепетного слушателя, которому безопасно можно было бы поведать свою историю годовалой давности, не так просто встретить. Того и гляди донесут, да ещё извратят, с ног на голову поставят – и выйдешь пособником, засланным агентом, только и ждущим распахнуть ворота кровожадному хищнику. Хватит, в зиндане он уже насиделся! Кстати, именно Алимбай навёл его на мысль, что в случае возвращения Валихана, ему, датхе, придётся несладко. И голове его прямая дорога – на пирамиду, украшать торжество ходжи. Он, минбаши Нурмагомет, выбравшись из застенка и не дожидаясь своей казни, к которой приговорил его господин, сбежал от него, да не один, а с войском, оставив Валихана одного расхлёбывать кашу. И тот вынужден был драпать от наступающих китайцев и скрываться в горном Дарвазе. Там-то его и сдал Измаил-шах, хозяин владений, предварительно обобрав до нитки. А теперь… теперь он всё припомнит.

– По последним известиям, Валихан-тюря находится в Хотане, – услышал Баюр голос датхи, ставший вдруг приглушённым, заговорщицким. Он даже наклонился к Тохтару, чтобы превратить беседу в перешёптывание, хотя поблизости никого не было. Видать, самому жутко было слышать то, что говорил его язык. – Если он снова придёт, тебе тоже не поздоровится. – Волхв видел, как напряглась спина преданного воина ходжи, служившего ему не за страх, а за совесть. А когда тот развернулся к собеседнику, стало видно, как побледнело его лицо. – Ты был у него начальником дворцовой стражи. Увидит тебя здесь, объявит предателем.

Быть казнённым за то, чего не совершил, – вдвойне обидно. И позорно! А ходжа оправданий не слушает.

– А вы? – сиплым голосом спросил заочно приговорённый.

– Я – тоже. Мы с тобой – бывшие приближённые. С подмоченной репутацией. От ошибок прошлого избавляются. У него с этим просто. И быстро. Ты знаешь.

– Что же делать?

Аксакал вдохновенно и быстро зашептал почти на ухо Тохтару. Видно, давно обмозговал единственный выход из западни, а кандидатура для выполнения задуманного была идеальной. Приглушённый шелест слов был смазанным, как шуршание листьев, метущих землю под завывание осеннего ветра. Однако отточенный слух Баюра ничего не упустил.

– Поезжай в Хотан. Сам. Сейчас, а не когда он захватит власть. Это признак верности. Не примазаться к славе победителя, а помочь ему добыть победу!

– А если он…

– Нет. Он обрадуется. Ему сейчас нужны верные люди. Ты – свой, а своих не опасаются. Меня он бы заподозрил, тебя – нет.

– Я понял, – в голосе киргиза не было ни тени страха. Он без колебаний принял план датхи. – Я думаю, подходящий момент сам подвернётся…

– Конечно. Он по-прежнему курит гашиш. А ты всегда при оружии.

– Всё сделаю без шума и уйду. К нему никто не посмеет войти, пока не позовёт.

– А он не позовёт. И тебя не посмеют остановить.

– Успею скрыться.

Заговорщики встали. Больше рассусоливать было нечего, пора действовать. С невозмутимым видом они направились по тропинке в дом. Баюр остался на месте. Рука ныла. От локтя в плечо начало уже постреливать, но он не двигался. Надо дождаться, пока слуга уберёт посуду, потом потихоньку выбираться. Шустрый малый выбежал в сад тут же, как только за дверью скрылся хозяин, загремел чашками.

Вот, значит, как, размышлял Баюр. Самым радикальным способом. Не уклоняясь от восточной традиции. Ну, что ж. Собаке – собачья смерть. Он давно её заслужил. Как-то они даже запоздали…

Жизнь в семействе Самади наладилась. Сам он поправился. Кость на ноге срослась, а о ране напоминал лишь чуть розовый шрам на голени, который был скрыт под штаниной. Его походка не выказывала ни малейших признаков хромоты. Да что там! Резвости старика позавидовал бы молодой. Болезнь обратилась в позорное отступление, а на смену ей пришёл здоровый аппетит, и дед быстро восстанавливал прежний вес и силу. Даже морщины на лице разгладились и собирались у глаз, только когда он смеялся. Возле рта их скрывали усы и борода.

Фатима занималась домашним хозяйством и ни на что не жаловалась, однако скрыть приступов тошноты и слабости не могла. Баюр следил за ней и, как мог, облегчал её состояние. Его волшебное врачевание было недоступно её пониманию и оттого внушало благоговейный трепет. Волхв только ухмылялся на устремлённые в его сторону зелёные глазищи, распахнутые от изумления и полные благодарности.

Он жил в Устун-Артыше уже больше месяца, стараясь особенно не светиться перед соседями, но деревня есть деревня. Прознав о чудесном лекаре, к ним на подворье наведывался, скромно переминаясь с ноги на ногу, то один, то другой страждущий. Болезни, правду сказать, были пустяковые (эпидемия или сокрушительный мор, выкашивающий население со скоростью нашествия саранчи, местные знать не знали: здоровый климат!) – чирей, ячмень, вывих, воспалённый от пыли глаз и остальное в этом роде – но чудодейственный целительный эффект и быстрое выздоровление так подняли в народе авторитет волхва, что он всерьёз обеспокоился. Фатима, видя его тревогу, смеялась:

– Наши не выдадут.

Баюр тоже на это надеялся. Единственный лекарь, поселившийся под боком у селян, – не считая странствующих дервишей, которые время от времени захаживали в деревню и которых народ уважал, но где им сравниться с настоящим целителем, – был ценнее выдачи его властям.

Травки, припасённые в сумке волхва, тем не менее быстро заканчивались, отыскать нужные в деревне было весьма проблематично, хотя зелень уже буйно пошла в рост, одела кроны деревьев в лохматые шелестящие шапки, распушила кустарники по берегу реки, даже огороды прикрыли свою наготу лопушистыми островками, но… целебные особи если и попадались среди них, то в единичном экземпляре, на их поиски не стоило и время тратить. Потому Баюр, оседлав Доса, объезжал окрестности в поисках лекарственных ингредиентов, главным образом – предгорья. О его попутных наблюдениях никто не догадывался, если не считать Фатиму, и он пользовался своим положением на полную катушку, не боясь разоблачения.