Живиль Богун - Трактир

– Надеешься, что я буду оплачивать репетиторов?

Младший набычился, но не успел ответить – хозяин трактира пригласил их за столик.

Яства, расставленные на белоснежной скатерти, благоухали так, что братьям стало не до споров. Едва покончив с чечевичным супом, они принялись за картофель с белыми грибами. Когда же трактирщик предложил десерт, Глеб снова помотал головой:

– Нет, спасибо, мы очень спешим.

– Всё настоящее – мгновение вечности, – не удержался Марк.

– Марк Аврелий… – по усталому лицу Глеба скользнула улыбка. – Ладно, тогда кофе, пожалуйста.

– Жена сейчас принесёт вам кофе. А я пойду погуляю с Рексом – волчком вертится у двери, непоседа!

– А можно мне с вами? – выскочил из-за стола Родион.

– Почему бы нет…

– Ты куда? – старший брат попытался остановить младшего.

– Погуляю десять минут, пока ты будешь пить свой кофе, – бросил тот через плечо, удаляясь вслед за трактирщиком и псом.

Выйдя за ворота, они повернули по широкой тропе в лес. Счастливый Рекс носился взад-вперёд, не менее счастливый молодой человек сначала бегал с сеттером наперегонки, а когда выдохся, пошёл рядом с Марком.

– Уф, наелся до отвала, не до бега… Ваш повар и вправду отлично готовит! – сказал он.

– Моя жена, – с гордостью уточнил Марк.

– Невеста Глеба тоже старается, даже на кулинарные курсы записалась, но получается пока не ахти…

– Дело в опыте.

– Позвольте не согласиться, – молодой бунтарь оказался на редкость хорошо воспитанным. А ещё ему явно хотелось выговориться. – Нужен ещё и талант… Зато моя будущая невестка – кажется, так называется жена брата? – обладает другим ценным качеством, в нашем случае куда более важным.

– И каким же? – участливо поинтересовался Марк.

– Терпимостью, в частности, по отношению ко мне, – Родион ласково потрепал за уши подбежавшего к нему сеттера, и тот, развернувшись, снова исчез в густом подлеске. А парень продолжил не без горечи: – Если б не святая Маруся, мы с падре давно бы разругались вдрызг!

Марк с любопытством глянул на собеседника:

– Если не секрет, почему вы так называете брата? Я сначала решил, что он католический священник, пока не заметил, как он реагирует…

– Ага, просто бесится! – кивнул Родион. – Я придумал ему это прозвище ещё в детстве. Понимаете, наши родители погибли, когда мне было всего десять. Меня вырастил Глеб. Учился, работал – и воспитывал меня, оболтуса. Он любит воспитывать, вы наверняка заметили. О женитьбе задумался, только когда я школу окончил. Отсюда и «падре»… Я прекрасно понимаю, чем обязан брату. Но разве это означает, что я всю свою жизнь должен прожить так, как он считает нужным?

Марк не стал отвечать – вопрос был риторическим. Лишь отметил про себя, что молодой человек действительно очень смахивает на сеттера: общительный, горячий, непокорный, но добродушный. А парень продолжал рассказывать, эмоционально жестикулируя:

– Меня всегда тянуло к музыке. Брат был не против – где-то вычитал, что игра на музыкальных инструментах развивает интеллект, и купил мне скрипку. Но когда я захотел сменить скрипку на гитару, разразился скандал! И пошло-поехало: Глеб попеременно махал то кнутом, то пряником, я бунтовал, но в конце концов сдавался… Поступил на юрфак, первый год даже пытался учиться, потом забил, чудом протянул ещё несколько семестров…Но больше не могу, честное слово, тошнит уже! Другое дело – музыка. Это… как дышать!

– Понимаю, – сочувственно покивал Марк. – Однако ваш брат считает это занятие малоперспективным?

– Блажь, которую я должен выкинуть из головы – так он считает, – Родион пожал плечами. – Не хочу с ним ругаться. Тем более, что действительно полностью завишу от него. Пока. Видимо, придётся становиться самостоятельным… prestissimo!

– Рано или поздно это должно произойти, – рассудительно заметил Марк. – Тут главное – не рубить с горяча, чтобы не испортить отношения.

– Думаете, я этого хочу – испортить отношения?

Так они беседовали, бредя по лесной тропе. Десять минут давно уже прошли. Парень, как это свойственно молодым, напрочь забыл о своём обещании. А Марк не стал напоминать. Знал, что старшему брату время ещё нужнее.

***

Глеб расслабленно смотрел на язычки пламени в камине, неторопливо попивая кофе. Принесла его хозяйка трактира, миловидная женщина. Представилась Вероникой. Держалась она просто, но в этой простоте не было ни капли фамильярности – скорее, заведомое уважение к каждому человеку, к себе в том числе. Она всего лишь поздоровалась с Глебом и спросила, чем ещё может быть ему полезна – но этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал неожиданный прилив уверенности в себе. Плечи сами собой расправились, разгладились даже вечные морщины на лбу!

Жаль, что таких женщин нечасто встретишь. Таких вот, способных вдохновлять одним своим присутствием. Зато снова вошёл в моду аристократизм – ему даже учат на курсах. Что ж, хорошим манерам можно научиться. А благородству, увы, никак – оно либо есть в человеке, либо его нет…

Он слышал, как Вероника прибирается за стойкой: звон посуды, шуршание полотенца – такие уютные, домашние звуки. Вероника… Хозяйке трактира удивительно шло её имя: если верить этимологам, это анаграмма от «icona vera» – «истинный образ». Да и первоначальная форма, «Ференике», то есть «приносящая победу», ей бы тоже подошла: такую женщину легко вообразить рядом с царём-воином, мудро правящую дворцом и столицей, пока муж защищает рубежи государства. Недаром его так любили Птолемеи: у ни царица, то Береника, на македонский манер…

Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было очень приятно увидеть его заострённые лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, по необходимости. Зато любил античность – историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и одновременно наивный. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов. И частенько мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маруся ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, которому страстно хотелось летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то же должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тётки из опеки не сдали его в детдом…