Сергей Сиверс - Хроники Януса

… Встретившись там, мы двинулись назад. И вот, пройдя шагов двести и свернув на Викус Аренула мы, к нашему удивлению, увидели перед собой тех, пройти мимо которых было бы невозможно для людей нашего круга – это опять были сенатор Папирий и Фабия в сопровождении трёх рабов. Плиния при виде их вздохнула и изменила лицо на вынужденно-приветливое. А я краем глаза заметил, что нубийка как и во время их визита в наш дом когда она увидела Фабию – как-то странно заволновалась.

После приветствий и пары формальных фраз, мы с сенатором отошли сторону и обменялись мнениями о последних событиях в Риме. Я ожидал, что он спросит о моём решении – и он в самом деле спросил меня. Я сказал, что всё ещё думаю, и если он соблаговолит подождать, я извещу его через четыре дня, при этом опять не забыв поблагодарить за столь высокое доверие. На это ноте мы вернулись к женщинам.

Когда я приблизился, я услышал как Фабия что-то говорила жене. Я не знал о чём речь, но догадался, что это нечто из предметов женского обихода…

– Ну-ка подойди и передай это, – вдруг переведя взгляд на Дебу, приказала она.

Странно почему Фабия сама не передала это Плинии.

Деба, взглянув на Плинию и получив от неё утвердительный кивок, подошла к Фабии. Фабия кивнула рабу-носильщику – и тот раскрыл короб. Она вынула из него какой-то флакон, судя по всему, с маслом или душистой эссенцией – и протянула нубийке. Но тут случилась непредвиденность. Фабия то ли не дотянула к ней руку, то ли слишком быстро разжала пальцы. Склянка упала на мостовую и разбилась вдребезги. Мне же, наблюдавшему это (и, думаю, Плинии тоже) показалось, что Фабия нарочно быстро разжала пальцы чтобы Деба не успела перехватить флакон из её рук.

– Неуклюжая дрянь, – выпалила Фабия… и вдруг, размахнувшись, наотмашь хлестнула ладонью по щеке нашу рабыню.

Я нахмурился. Или так, через много лет, это было ответом мне за ту пощёчину?

– Госпожа простить меня, – пробормотала Деба, своим ответом приняв на себя вину.

– «Госпожа простить меня», – передразнила Фабия, – почему за столько лет в Риме ты не можешь выучить наш язык, тупица?

Деба молчала.

– Я скажу. Вот почему. Потому, что боги ограничили ваш разум. Вы созданы, чтобы быть в услужении тем у кого он есть, подобно скоту в услужении людей. Умная человеческая речь вам не под силу, и вы ничего не понимаете кроме языка плети. Тебе нечего сказать мне, безмозглая дура?

У Плинии всё было написано на лице. Но она тут же взяла себя в руки, стараясь не выказывать своих чувств. Я молчал. Я не сомневался, что Фабия нарочно вела себя так, дабы узнать выкажу ли я сочувствие рабыне перед сенатором, слывшего суровым господином – в то время как он, прищурив левый глаз, изучал меня. Без сомнения, она мне мстила за прошлое.

– Твой муж слишком мягок к этому отродью, а зря, – всё более распаляясь, повернулась она к Плинии, – Без наказания они не способны хорошо работать, но всякий раз норовят украсть и обмануть своих хозяев. Если идут с рынка с продуктами, обязательно тайком что-то запихнут в свой грязный рот, а если работают, то постоянно ломают инструменты. Мягкость их портит и делает ротозеями, впрочем… – она осмотрела нубийку, – эта недурна… ты, наверно, была шлюхой прежде чем попасть к своим хозяевам, не так ли? – Фабия скривила губы в едкую улыбку.

Деба молчала и не поднимала головы.

– Ну что за тупая курица, – усмехнулась Фабия. И затем повернулась к моей жене: – Если бы это произошло в моём доме, я бы немедленно приказала высечь её, чтобы впредь была расторопней. – Фабия снова бросила презрительный взгляд на Дебу.

Сенатор саркастически улыбнулся.

– Семья советника пожинает свои плоды, – изрёк он медленно и подчёркнуто назидательно, глядя на неё, но на самом деле адресуя это мне. – Я согласен с тобой. Из-за мягкого обращения раб теряет внимательность и становится ленив. Однако, нам пора.

И они двинулись прочь.

Тем временем в расследовании убийства Марциана появились новые сложности.

Я прежде сказал, что исчез тюремный секретарь и его поиски ни к чему не привели.

Спустя несколько дней префект вызвал меня для разговора. Полониан сказал, что у него есть несколько новостей для меня. Одна из них хорошая, а другие – и тут он загадочно взглянул на меня – зависят от того, как я это восприму. Но обо всём по порядку.

С его слов, пятого дня претор Лициний Силла приказал ему явиться с докладом о положении дел в тайной службе. В здании претории, к его удивлению, его поджидали трое сенаторов, «весьма видных», как он заметил мне. Префект представил свой доклад (на основании моего доклада) о проделанной работе, от успеха которой зависело новое выделение средств из казны. Зачитав доклад, он лестно упомянув меня и моих подчинённых, включая покойного Марциана, не забыв напомнить о помощи его семье. Претор и сенаторы остались довольны. Вопрос выделения новых средств был, кажется, решён. Это было хорошей новостью. Заседание на этом закончилось. Претор Лициний покинул его. Префекта же сенаторы попросили остаться. После этого у них произошёл несколько иной разговор.

Они снова вернулись к убийству Марцина а, также, к удивлению префекта, к исчезновению тюремного секретаря, и высказали озабоченность о затруднении следствия. Один из них, «самый видный», больше других задавал ему вопросы и проявлял тревогу о безопасности узника. Стоит подумать, сказал тот сенатор, как уберечь его от возможного устранения как человека, который слишком много знает. Этот узник, сказал он, ценный источник информации, и если уж враги Рима убили секретаря (хотя даже мне не было известно убили они его или нет!), то следует подумать о более подходящем месте для него. Всё это было изложено в форме пожелания и окончательное решение оставалось за префектом. Но Полониан знал, что значат пожелания от таких людей как он. Я же, со своей стороны, не мог понять почему история с поимкой диверсанта так сильно переполошила их.

Разумеется, услышав это из уст префекта, я был озадачен. На мою просьбу назвать имена сенаторов он ответил отказом, сославшись на то, что они взяли с него слово не рассказывать про их разговор, а он говорит это мне по большому секрету. После его слов я стал гадать кто это мог быть, перебирая в уме всех с Капитолия кого я знал. Я плохо знал теперешний состав за исключением, десятка-другого. «Пролистав» его в уме, я так и остался в догадках.

Моё настроение менялось. Мне, скажем мягко, было непонятно их намерение повлиять на расследование смерти Марциана, не говоря о попытке склонить префекта на перевод карфагенянина в другую тюрьму…

Полониан не хотел меня расстраивать, если бы назвал эти новости плохими, подозревая как я на них отреагирую – и он бы не ошибся. Ибо последняя новость окончательно испортила мне настроение: сенаторы рекомендовали префекту взять нового дознавателя вместо погибшего Марциана. Его звали Гай Фабриций Cкарон. Я снова стал гадать с какой целью они это делают, чего хотят, и почему вмешиваются в мою работу.