Сергей Сиверс - Хроники Януса

Я знал того человека. Скарон был армейским командиром и, затем, возглавлял суды над дезертирами. Я подумал, что мои люди вряд ли найдут с ним общий язык. Не сказать, чтобы он был глуп, но до ума Марциана ему было далеко. Он был не так образован, весьма вспыльчив и, к тому же, любил выпить. Я подумал, что от узника он мало чего добьётся – а тот, раскусив его, будет нарочно выводить его из терпения… Пока я главный, я не допущу этого, решил я, и сам лично буду проводить дознание. Раньше я слышал краешком уха будто должность военного судьи Скарону помог получить Тит Папирий Курсор. Если это так, значит Папирий и был одним из «весьма видных», кто говорил с префектом. Скарон, посему, назначен быть его глазами и ушами при мне. Это было уже любопытнее: если сенатор «одной рукой» благоволит ко мне и выдвигает меня на должность претора вместо Лициния, «другой» же навязывает своего человека, даже не посоветовавшись со мной, значит он играет в куда более сложную игру, нежели я предполагал. Чего он хочет? Однако ж, подумал я, я тороплюсь, и им мог быть совсем не Папирий. Я призадумался. Кто вообще они, и почему они так хотят влиять на нашу работу? Всё это следует хорошенько проверить. Но проверить не мне лично. Я решил, что поручу это Геллию.

Итак, я был более чем раздосадован, что мне навязали нового сотрудника. При этом, возражение ни моё, ни префекта не сыграло бы тут никакой роли, ибо претор, который выше по субординации, одобрил это прежде. Надо признать, у них были рычаги воздействия на престарелого Лициния… Предположим, я ошибся о Скароне как чьём-либо ставленнике – но почему они вообразили, что у меня нет на примете своего человека? Их решение было неуважением ко мне, так как этим они перечёркивали мои заслуги, о которых сами и говорили.

Когда я это довольно резко высказал Полониану, он согласился, но развёл руками, изрекая избитую, не сказать, глупую фразу «сенаторы, дожно быть, мудры и разбираются в людях».

Я саркастически усмехнулся и покинул префектуру с тяжёлым сердцем.

На следующий день я встретился с Геллием и пересказал ему наш разговор. Его реакция была схожа с моей. Он подтвердил, что так же слышал о Гае Скароне, как человеке Папирия. Я просил его передать остальным нашим держать ухо востро с новым сотрудником…

В тот же день ближе к вечеру я опять явился к префекту.

Я сказал, что у нас есть верные сведения, будто Карфаген послал лазутчиков возмущать народ в Самниум – в наше «подреберье», где остаётся много сепаратистов, и я собираюсь отправить туда Геллия сроком на месяц для предотвращения смуты. Пололониан одобрил это.

По правде говоря, для того чтобы послать Геллия мне не требовалось его одобрение, но вспомнив вчерашний разговор, я намеренно сказал ему это на случай если он перескажет это Лицинию, а тот – сенаторам. Я хотел, чтобы сенаторы были уверены, что Геллия в Риме нет.

То, что Карфаген посылал провокаторов в Самниум было правдой. Неправдой было то, что я собрался направить туда своего друга. Геллий по моему плану останется здесь, и об этом буду знать лишь я, Атилий, Каллист и Непот. Я солгал префекту, но эта была благая ложь. Геллий, как я сказал, тайно останется в Риме для выполнения задания.

Подумав как его лучше законспирировать, мы решили что он перевоплотится в бродячего аскета-проповедника. Причём эта мысль пришла в голову ему, а не мне. Сказано-сделано. Мы порепетировали пару раз. Он напялил потёртую овчину; поверх неё длинный плащ из сермяжного сукна, взял в левую руку посох и, скривив глаз и выставив указательный палец правой руки вверх, возопил к небесам «терпение богов не беспредельно, вы, нечестивцы, погрязшие в пороках, вернитесь к древним добродетелям предков!.. ну, как тебе?» осторожно поинтересовался он как актёр-новичок, пришедший на пробы в труппу. – «Бесподобно», ответил я.

Я рос единственным ребёнком в семье. Моя мать по причинам здоровья не могла подарить мне брата или сестру. Но зачем мне брат, когда у меня есть мой Геллий. Не устаю благодарить судьбу за то, что она послала мне столь славного друга.

***

Небо было ярко-голубым. Солнце, зелень и мягкий ветер дополняли идиллию.

Мы гуляли в Садах Тарквиния Приска.

Он поднял голову и, зажмурившись от света, заулыбался.

– Что за чудным днём наградили нас боги. Пройдёмся, – предложил он и взял меня под руку.

Мы неспешно пошли.

– Твое усердие на благо отечества похвально, – важно произнёс он после минутной паузы. – Префект сказал, что очень доволен тобой.

– Благодарю. Моя работа шла бы лучше, если б не досадные недоразумения.

Он удивился:

– О каких недоразумениях ты говоришь?

– Недавно мне стоило больших усилий поймать злейшего врага Рима. Это было плодом труда всех моих людей. Мы были одним целым. Далеко не каждый годен работать в тайной службе Рима.

– На что ты намекаешь?

– Я узнал о новом человеке, которого прислал мне… почтенный Лициний, – я едва не проговорился «сенаторы», – которому надлежит подменить моего погибшего товарища.

Как я не пытался сдержаться, мой недовольный тон всё же вырвался наружу.

Папирий уловил это.

– Что же тебя смущает? Почтенный Лициний говорит, что он будет хороший помощник тебе. Он опытный дознаватель, прошедший школу армейских судов.

– Может оно и так. Но я прошу сенатора принять во внимание, что судье Скарону…

– Теперь уже советнику.

– … советнику Скарону придётся долго входить в курс дела и искать подходы к узнику, в то время как я знаю его уже много лет. Я изучил его повадки. Изучил настолько, что могу предугадывать как он будет себя вести. Элий Марциан многого добился, сенатор, и я хочу продолжить его работу.

– Ты? – Он удивлённо посмотрел.

– Я не сомневаюсь, что смогу разговорить врага, и если и не склонить на нашу сторону, то хотя бы разуверить, что Карфаген примет назад после неудач. Гаю Скарону потребуется немало времени на это. А время для нас теперь дорого как никогда, сенатор.

– Тот погибший, знал ли он узника так же долго, как и ты?

– Нет, но он обладал большими способностями.

– Думаешь, Скарон обделён такими способностями как этот…

– Марциан.

– Всё время забываю его имя…

– Да, сенатор.

– Тогда скажи мне, как человек, обладающий такими способностями как он, мог напиться и играть в кости с каким-то сбродом?

Я нахмурился.

– Это ложь, сенатор. Я не знаю кто распространяет такие слухи. Но это делают те, кто хочет бросить тень на тайную службу. Я ручаюсь за своих людей, и я был уверен в советнике Марциане как в себе самом.

– Но, ведь, вы нашли убийцу, не так ли? Он какой-то торговец…

Мне пришлось лгать из-за тогдашнего «озарения» Геллия.

– Он лишь подозреваемый, сенатор. Он признался, что напал на Марциана. Но он мог оговорить себя. Мы разбираемся. Если мы установим, что он и есть убийца, он понесёт наказание.