Георгий Синайский - Чем чёрт не шутит. Том 2

– Всё верно, как наш компас! – подтвердил капитан их шхуны, и добавил: – В 666 морских милях отсюда, с нашей двухмачтовой шхуной чуть было не столкнулась бригантина «Морской волк», под голландским флагом, на которой не было видно никого, кроме мертвеца стоящего у штурвала!! Я хорошо разглядел его и в бинокль, и без бинокля! Мертвец стоит с раскрытыми глазами и страшен как сто чертей! Лунный свет и огни святого Эльма на этом судне, лишь освещали эту чёртову опасность и предупреждали о ней! «Летучий голландец» «летел» на попутном ветре, а мы закладывали галсы, следуя зигзагообразным курсом, при встречном ветре. Но больше всего, нас подгонял страх, и Дух Святой был нам в помощь, по молитвам нашим!

– Не к добру такая встреча! Эй-эй, плохая примета! – ответили им восклицаниями и смехом моряки «Морского ангела», даже спьяну смекнувшие, что к чему. – От бед, после встречи с настоящим «Летучим голландцем», в какую сторону ни драпай, даже в сто узлов, – не поможет спастись, ибо это – рок, судьба! Если только этот «Летучий голландец» не спортивная яхта-швертбот. А «Морской волк» такой же «Летучий голландец», как бригантина – корабль! У страха глаза велики, вот вы и делаете из мухи слона! – попытались они, дружески, успокоить рыбаков.

Капитан шхуны хотел было возразить: «Увидели бы вы того мертвеца у штурвала, не путали бы фунт лиха с фунтом изюма! Лучше бы вам воды в рот набрать, чем попусту языком болтать о том, чего вы не видели!» – но он не успел озвучить свои мысли, ибо взгляд его остановился на Якове, и сам он застыл от удивления.

«Когда Ильич, со своими позорными волками жил, „по-волчьи выл“, а теперь, один на „Морском волке“, даже на луну не воет, или околел, или наломав столько дров, как медведь, опять впал в спячку! А этот шхунский капитан застыл теперь так, будто его Снежная королева приморозила! Да, многие от встреч с Ильичом, впоследствии становятся отморозками!» – подумал Яков, а обращаясь к Фотиевой, сказал: – А ты, Лидушка, через призму трёх литров алкоголя, выглядишь сексуально аппетитно! Не будем здесь болтать лишнего, а пойдем-ка, побарахтаемся в постели на судне!

– Вот это другой разговор! Надеюсь, что твоего заряда хватит на то, чтобы люгер завертелся не флюгером, а пропеллером! – ободряюще согласилась на его предложение Фотиева.

Яков встал из-за стола и, шатаясь, обнял Фотиеву за плечи. Аристотель любезно стал им помогать добраться до судна, поддерживая их атлантическими силами своего атлетически развитого тела. Фотиева же чувствовала себя отнюдь не каменной кариатидой, а с похотливой радостью ощущала твёрдость намерений Якова, соприкасаясь с его брюками – от ширинки, до ремня. Когда Лида ключом открыла замок двери в каюту, Яков распахнул дверь и галантно пропустил даму в каюту. Едва войдя в каюту, Фотиева ощутила всем своим задом крепкое объятие, и, мигом поставленная раком, зарделась как варёный рак, почувствовав всем нутром, входящий в неё, с недюжинной силой, половой член. Аристотель прикрыл за парочкой дверь, и в каюту, через глазок-иллюминатор, стало заглядывать лишь любопытное око луны, но и его любопытство вскоре было погашено занавесью туч. Половострастная парочка рухнула на прикрученную к полу железную койку, и девятибалльный шторм разыгрался в постели. Фотиевой казалось, что судно сейчас сорвётся с якорей, и швартовый канат лопнет, но это её не пугало, а лишь раззадоривало! Ей чудилось, что железная койка раскалилась от лавокипящей на ней страсти, и, словно ледокол, способна расколоть любой лёд фригидности, и, как падающая комета, превратить его в кипящие фонтаны и горячий пар! Но, увы, даже железная кровать, подобно торпедированному броненосцу, в жарком бою, получив тяжёлые повреждения от нескончаемых любовных атак, пошла ко дну, то есть развалилась и разорвалась – грохнув об пол так, что, с перепуга, разбежались из трюма все крысы! Любовная парочка остыла лишь на рассвете, и слегка оклемавшаяся Фотиева, чуть было совсем не лишилась чувств, увидев перед собой, в розовых лучах Эрос-Авроры, не легендарный лик Якова-Ильича, а чертовски чёрного негра-матроса, без каких-либо признаков грима. Однако, окончательно придя в себя, изворотливая и расторопная во всех делах Фотиева, что есть духу, стремительно выпуталась из коварных объятий подставного «каскадёра» и из порванной металлической сетки кровати, но не только Якова, но и золотого запаса не обнаружила. Вместо них, она нашла записку следующего содержания: «Дорогая мадам Фотиева, не огорчайтесь по журавлю в небе и по пустякам и мелочам, а возвращайтесь-ка обратно в Россию. Страна теперь ваша – большевистская, и золота вам в ней хватит на самый большой общак, аж до построения коммунизма! Грабить-то вы умеете, и рыть ямы друг другу тоже. А в Российской земле, куда ни копни, золотишка много: и клады, и жилы золотоносные и сам народ – золотой, или, по крайней мере, золоторукий! Вот вы – большевики, таким Макаром, заодно, и все жилы из страны вытяните, и, особенно, из народных масс, и сами обогатитесь до неприличия! Вам ли – фурии, бояться ржавого Сталина, если Вы даже пресловутого Ленина не испугались, а обхитрили, как пресловутого лоха! Вам ли не взять Кобу под каблук?! И он от этого никуда не денется! Желаю Вам: „ни пуха ни пера“! А насчёт рекомендованного, в таких ситуациях, чёрта, не сомневаюсь, что этого чёрта у Вас не отнять! Я же, не обессудьте, всегда был склонен к побегу, сбегал даже с Колымы, а уж с Каламе сбегу и подавно! В таверне пил я, вместо алкоголя, безалкогольные соки, а в ширинке моей была пустая пивная бутылка, так что, в сексуальном смысле, Вы не много потеряли! И пишу я Вам в трезвом уме и крепкой памяти. Кланяюсь Вам в пояс, таща Вашу тяжкую ношу! Прощайте! Яков»

Увидев, что дама не на шутку расстроилась, добросовестно исполнивший обязанности Якова, негр, сунул ей в лифчик две тысячи драхм.

– Это в два раза больше, чем дают за ночь лучшим портовым шлюхам! – добавил он.

В глубине души, Фотиевой стало приятно, что её женские прелести были так высоко оценены истинным знатоком срамных женских мест, этим неутомимым Сатиром, или даже бесподобным Приапом (Фалетом), и она, жеманно чертыхнувшись, тут же несколько успокоилась.

Когда той лукавой ночкой Яков, под страстные стоны Фотиевой, словно раздольная песня разносящиеся над морем и берегом, сходил на берег с люгера, вместе с провожавшим его Аристотелем и матросами, несущими золотой багаж, Аристотель спросил его: – Ну как, господин Яков, Вы довольны этим спектаклем и исполнителем роли тайного любовника?

– Да, Аристотель, пока всё идёт по сценарию, и артиста ты неплохого подобрал, пока, как слышно, он с ролью старается справиться добросовестно, но дублей ему предстоит выдержать много. Хорошо бы ещё изловчиться, чтобы она его, по окончании спектакля, «на бис» вызывала, и на всю жизнь его поклонницей (фанаткой) стала!