Таша Истомахина - Ангел [не] обыкновенный

Толпились сразу за поворотом, который Бажена вначале не заметила из-за пальмы в кадке. Свод невидимой с улицы части строения держали колонны, а те в свою очередь подпирали люди с разной степенью согбенности спины. Возраст у пациентов был разный, диагноз общий.

Пять человек выделялись в большей степени: кроме Бажены крылья носили две похожие девицы, бородач, неочёмношний (словечко матери) и Дмитрий, судя по бэйджику на его груди. Все они заметно удивились при появлении Бажены, но не наличию у неё перьев, а самому факту её присутствия в зале. Компания окрыленных держалась особняком, возле доктора. Не было сомнений в том, что врач в зеленой короткорукавной форме приходится Дмитрию отцом. Черты лица у обоих мужчин были рубленными, избыточными в форме носа и скул, скошенными на подбородке. Но у папеньки все складывалось в харизму, а у сына в аномалию.

Бажена откуда-то знала младшенького Федоровского, как, впрочем, и близняшек с ласточкиными крыльями. Копаться в памяти ей мешал раздосадованный голос женщины, спорившей с доктором:

– Вот посмотрите. Разве не ваша фамилия указана в направлении?

Доктор приблизил к себе мелко исписанную бумажку и согласился:

– Моя.

– Тогда почему вы отправляете нас к другому физиотерапевту?

– Потому что он прекрасный специалист.

– Мне рекомендовали именно Вас. Я неделю вставала в пять утра, чтобы раздобыть в поликлинике это направление!

Федоровский очень хотел помочь расстроенной женщине, которая, не слушая доводы, доказательно встряхивала бумажку в своих руках. В какой-то момент доктор обернулся и вопросительно посмотрел на свою небрежно исполненную копию. Дима в категоричном отрицании помотал головой. Бажену удивило не только это вмешательство, но и появившаяся твердость в голосе доктора:

– Ваш сын не прошел в отборочную группу.

– По какому принципу вы это определили?

– По показаниям.

– Вы хотите сказать, что у моего мальчика какой-то другой сколиоз? – не унималась родительница, в то время как отпрыск равнодушно листал приложения в телефоне.

Доктор предпринял последнюю попытку отбиться:

– В моей группе у пациентов сколиоз… «истерический», а у вас, судя по всему, «вульгарис».

Бажена даже не успела рассмеяться на эту нелепую отмазку. Воспользовавшись пришествием второго врача, отец и сын Федоровские спешно увели своих в тот самый кабинет, где Бажена уже побывала без спросу. Там Максим Иванович приглашающим жестом обвел залитое светом пространство, потом хлопнул в ладоши и, дождавшись тишины, возвестил почти весело:

– Именно здесь мы будем лечить ваши галлюцинации.

Одна из близняшек хмыкнула:

– На минуточку, нам наши крылья нравятся.

Бажена зачем-то как в школе подняла руку и спросила:

– А вы берете с крыльями летучей мыши? Я просто знаю одного парня…

У Федоровских был план, в который Бажена вписалась неожиданно, но удачно.

Все началось, когда Дима признался о своих симптомах отцу. К чести родителя, тот не стал отправлять сына на психиатрическую экспертизу, хоть крыльев сам не видел. Чуть позже Дмитрий собрал по городу четверых себе подобных – просто встретил их в разное время на улице. Казалось бы, ситуация ухудшалась, но отец и здесь поверил сыну. Дмитрий, студент кафедры физиологии, как раз определялся с темой курсовой, поэтому отец сделал всё возможное, чтобы сын попал на практику в его диспансер.

Темой научной работы выбрали «проблемы адаптации к искривлению позвоночного столба», а в контрольную группу включили только окрыленных. Многих трудов стоило добиться того, чтобы все они попали в группу ЛФК именно к доктору Федоровскому-старшему, потому что показаний по сколиозу не было ни у кого из странной компании. В тот день группа собралась впервые. Получалось, что Бажену занесло на это собрание весьма кстати – её кривая спина доказательно подтверждала необходимость научных изысканий.

Максим Иванович во вступительной речи честно признался в своих мотивах и целях. Он хотел разобраться, что же происходит на самом деле: массовый психоз (а шестеро – это уже толпа), генетическая мутация или ошибка перинатального развития. На этом этапе Федоровский-старший склонялся к первому варианту, потому что тот был самым объяснимым. Сидящие перед ним молодые люди были убеждены в существовании за своей спиной крыльев и видели их друг у друга. Максим Иванович тоже им верил. В то, что они видят и ощущают свои крылья.

Федоровский-старший не верил в сами крылья.

На этих словах доктора все громко захохотали, даже Дмитрий. Скопившееся напряжение вышло громко и бурно, до колик в животе, чудесным образом объединив подопытных общей, понятной только им, эмоцией.

Пока всё утирали смешные слёзы, бородач повернулся к Бажене и признался:

– Я тебя сразу узнал.

Бажена не только мгновенно свела его нынешний облик с изображением четырнадцатилетнего мальчишки из глубин своей памяти, но и вспомнила имя.

Серёжка.

Слева от него сидел Смола, а в кресле теснились Марго и Лера.

– Я вас помню. Мы вместе ходили в одну секцию по плаванию.

– Точно…, – протянул Смола с удивленным осмыслением, а близняшки молча уставились друг на друга синхронными прозрачно-голубыми глазами.

В подъезде Бажены жил пёс, которого по зиме приютили сердобольные соседки. Сначала это был смешной, длиннолапый щенок – помесь лайки с неведомым. За морозы, проведенные рядом с миской сосисок на втором лестничном пролёте, он вымахал в матерого кобеля. Большегривого, с жесткой серой шерстью, каралькой пышного хвоста и хитрыми, умными глазами. Он сурово облаивал гостей трехэтажного кирпичного дома, терпел ласки всех своих многочисленных хозяек, любил спать поперек порога. Во дворе его неизменно поджидали дворняги, обожающие вожака до скулежа и поджатых хвостов.

Звали пса неудачно – Тобиком. Имя не подходило его брутальной натуре.

Бажену пёс любил, но равнодушно, не так как бабушек, которые его кормили и вычёсывали с шерсти разный сор. Как только Бажена обзавелась крыльями, стал на неё скалиться. Пришлось долго заговаривать ему зубы льстивым голосом. Бажена поворачивалась то одним боком, то другим, разворачивала крыло на просвет и даже давала понюхать края перьев. Пёс сдался через неделю, разрешив погладить себя по жесткому, тренированному пузу спортсмена. Тогда стал провожать Бажену до остановки мимо трамвайного депо, где жила другая свора прикормленных сторожами собак. Тобик лаял на сородичей, не подпуская тех к «своей» птице.

Подружку его звали Депошница, по месту рождения в трамвайном депо. Когда она была одна, то Бажене не доверяла. Не подходила близко, смотрела бровасто, глухо ворчала. Однако рядом со своим защитником она вставала передними лапами на колени Бажены и легонько покусывала ей пальцы.