Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

Тон не понравился – так разговаривают с человеком, о котором забыли. Итак, полгода назад Ахилло отстранили от агентурной работы, а теперь вообще удалили из Главного Управления. Что могло быть следующим шагом, догадаться не составляло труда.

Михаил заглянул в знакомый кабинет, где еще совсем недавно работала их группа, но никого не застал. Карабаев отбыл в очередную командировку, на этот раз в Свердловск, где местные сотрудники вышли на след террористической группы. О пропавшем Пустельге никто ничего не знал – или не хотел знать. В конце концов Михаил махнул на все рукой и отправился домой – болеть…

В прихожей зазвенел колокольчик, но Михаил не обратил на это внимания, решив, что к соседям по квартире явились очередные гости. Соседи, переселившиеся сюда пару лет назад, попались наглые и крикливые, но их тон мгновенно изменился после того, как однажды младший Ахилло забежал домой в форме и с револьвером. Михаил смог ощутить реальную пользу от своей нелегкой работы если не для всей Страны Советов, то хотя бы во всеквартирном масштабе.

– Микаэль! – в полуоткрытую дверь заглянул удивленный отец. – К тебе гости. Господин… то есть, пардон, товарищ Ерофеев…

Ахилло-младший тут же вскочил, сдергивая шарф с шеи, дабы не попадаться на глаза майору в подобном виде. Но Ерофеев уже входил в комнату, неся с собой уличную сырость и едва заметный запах хорошего вина.

– Здоров, капитан! – он не без изумления осмотрел закутанного в плед Ахилло: – Да ты чего, захворал?

– Микаэль серьезно болен! – возвестил отец, появляясь с чашкой горячего молока. – Надеюсь, вы, господин… пардон, товарищ Ерофеев, поможете убедить его обратиться к хорошему врачу!..

– Чего, и вправду? – взволновался майор, на которого явно подействовал вид горячего молока. Ахилло засмеялся, вскочил с кресла и пожал руку бывшему пограничнику:

– Ерунда! Кашляю… Проходи, Кондрат! С отцом познакомился?

– Первым делом! Мы с Александром Аполлоновичем сразу же знакомство свели. А я еще думал, чего это ты в документах не Михаил, а Микаэль?

– Микаэлем звали его прадеда, – пояснил старый актер. – Он выступал вместе с самой Бозио, когда она приезжала в Петербург. Он был великий тенор!

Майор почесал затылок, очевидно соображая, что это могло означать. Взгляд вновь упал на молоко:

– Так ты, капитан, лечишься? А я грешным делом…

В руках Ерофеева, словно по волшебству, появилась бутылка.

– «Массандра», пять лет! – с гордостью сообщил он. – Кстати, крымская.

Ахилло не мог не признать, что вкус у Ерофеева неплох.

– Микаэль, – пробормотал отец, – в твоем состоянии!..

Ахилло-младший хмыкнул, отставил в сторону молоко и не без удовольствия взял в руки заслуженную бутылку, любуясь медалями на этикетке. Отец вздохнул и поплелся на кухню, сообщив, что принесет что-нибудь закусить. Тем временем Михаил извлек из серванта три хрустальные стопки и штопор.

Вскоре на столе появились бутерброды и прочая, столь необходимая в подобных случаях мелочь.

– Ну чего? – майор поднял стопку, наполненную темно-рубиновым, похожим на загустевшую кровь вином. – Александр Аполлонович! Михаил! Первую, как положено, за прошедший праздник и за товарища Сталина, вдохновителя наших побед!

Ахилло-старший покорно вздохнул – такие тосты все еще казались ему непривычными, Михаил же воспринял слова Ерофеева как должное. Вино было отменным, а застольный ритуал даже забавлял его, напоминая древнеримские возлияния в честь богоподобных Цезарей.

Вторую выпили за знакомство. Ерофеев шутил, рассказывал о своей давней службе на границе. Михаил заметил, что из речи майора исчезли любимые крепкие словечки – Ерофеев хорошо ориентировался в обстановке. Ахилло-старший вскоре проникся явной симпатией к столь колоритному сослуживцу сына. Но наблюдательный капитан видел, что веселье Ерофеева напускное, неожиданный визит вызван чем-то более важным, чем желанием распить бутылку «Массандры».

После третьей, выпитой за здоровье хозяина, Ерофеев хлопнул себя по карману, предложив Михаилу выйти на лестничную площадку и покурить. На лестнице майор первым дело тщательно прикрыл дверь, а затем кивнул на площадку около окна. Спустившись вниз, Ерофеев щелкнул зажигалкой, но Михаил покачал головой: курить расхотелось.

– Что случилось, Кондрат?

– А что? – простодушно откликнулся майор. – Как положено! Чуть выговор не впаяли.

Михаил кивнул, ожидая продолжения.

– А все из-за этого Семина. Мол, недосмотрел…

– А откуда ты мог знать? – удивился Ахилло.

– Откуда? Оттуда! Были же сигналы… Я и вправду маху дал. Дед его был не шаманом, а, мать его, «шамашем». Это вроде дьячка у караимов и крымчаков. Прошляпил, в общем… Да и Гонжабов, сука, бумагу накатал, чтобы жену и пацаненка арестовали, как соучастников.

– Арестуют?

Михаил вспомнил красивую женщину, открывшую им дверь гостеприимного дома в Перевальном, мальчика, просившегося в экспедицию…

– Наверняка. Мы тут ни фига не сделаем. Если б не Гонжабов, гад, договорились бы с Семиным, думаю. Умный ведь человек был, образованный…

– Он бы уверен, что Голубой Свет будет использован во зло! – не выдержал Ахилло.

– Его, наверное, с детства обрабатывали, – пожал плечами майор. – Клерикальные, мать их, элементы! Сам бы сообщил – небось, орден Ленина мигом дали…

Вновь вспомнился залитый мерцающим светом подземный зал, окровавленное тело на каменном полу, ликующий голос бхота… Что-то они сделали не так! Но что?

– Надо было этого Гонжабова… при попытке к бегству, – вновь не удержался он.

Ерофеев хмыкнул:

– Ишь, какой кровожадный! Я бы его сам в расход вывел, скверный он человечишка… Да нельзя, государству потребный. А теперь слушай сюда, капитан…

Громкий голос Ерофеева понизился до шепота.

– Меня замнаркома наш вызвал. То да се, а потом про тебя разговор пошел. Он велел тебе передать – без свидетелей: твои, в Большом доме, громадный на тебя зуб заимели. Будто ты с командиром твоим, Пустельгой, специально саботажем занимался. Сейчас Ежов чистку проводит – чужаков в центральном аппарате ищет. На самом верху думают, что «Вандея» эта потому не ловится, что ее люди в Большом Доме сидят, смекаешь? И областных управлениях тоже чистят… Пустельга этот, как думаешь, перебежал?

– Куда? – скривился Ахилло. – К японцам, что ли? По-моему, эта «Вандея», если она существует, очень ловко сыграла в переводного. А Пустельгу убрали потому, что он слишком близко к «Вандее» подобрался…

– А куда это он подобрался? – тут же поинтересовался Ерофеев. – Если знаешь, шепни! Мы сами разберемся, а тебя прикроем, будь спокоен. На тебя ни одна собака не тявкнет!

– Подумаю…