Алексей Строганов - Пурпурный год. Книга первая

Тем временем угли красиво выпустили последний огонь, пошли золотыми жилами по красно-серому, ножи и доски застучали, призвали своего эмира к дележу плоти. Караганда начал рассказывать недетский анекдот, и Дон навострил уши, но Рафа вышла из бани, отослала распаренных малышей наверх, в дом, завернула к мангалу. Караганда прервал рассказ, отреагировал молниеносно: опустился перед Рафой на одно колено, прижал правый кулак к сердцу, словно честь отдал, на тыльной стороне левой ладони преподнес гранёный стаканчик, наполненный по ободок: «По-суворовски?» Рафа на грубияна не взглянула, руками в карманах дотянула халат до верхней трети бедра, усмехнулась. От предложенного стула отказалась, сделала поцелуй мужу, у Андрея отобрала бокал с вином и пила одна маленькими глотками с паузами. Караганда пошутил словами насчёт непереносимости загорелых женских ног, и снова получилось грубовато. Петя предупредительно постучал шампуром по казану, но Караганду уже не остановить: про свисание женских пяточек, про их идеальные полукружья и гениальность изобретателя сабо получилось витиевато, но обезоруживающе красиво и смешно. Угли в мангале в знак одобрения добавили золота, мужчины зааплодировали, Рафа показала Караганде язык, с резким, совсем не детским разворотом, ушла. Дон от такого движения зажмурил глаза, втянул голову в плечи, но отец только посмеялся над ним. Взрослые выпили до дна, нескладно спели подобие оперной арии, потом встали в круг, положили руки друг другу на плечи, сдвинули лбы и пустились в пляс. Дона пролез в центр круга – кружиться на месте и хлопками в ладоши задавать ритм пляске. На верхней террасе выбежавшие малыши добавили шума, из бани через общую какофонию пробился женский хор, и только аромат готового мяса заставил веселье немного затихнуть. Поль всё это время дремал, уложив голову на передние лапы.

…

Терраса у дома – просто огромна. Маркиза закрыла ту её часть, где накрыт стол, восемь плетёных кресел и маленький диванчик для малышей. Шезлонги сдвинуты к перилам, к самому началу розария – их время придёт позже. Тётя во главе стола. Павлик, Машенька, Рафа. Лиза пропустила одно кресло, села права от Рафы, сделала поворот головы, показала взрослые серьги и элегантную заколку в волосах. Напротив, на «мужской стороне» только Петя – у него перелом носа ещё с армейских времён – в бане он не парится.

Бокалы пока пусты. Два тёмных, почти чёрных сицилийца прижались к белокурой анжуйской красотке, и все трое выплюнули пробки, жадно глотали воздух. Малышам дали по кусочку курицы, чтобы не гомонили. Маруся, бледная, с пустыми ушами, без колец, села в плетёное кресло между Рафой и Лизой, подтянула ноги, прикрыла глаза. Тётя не обратила на неё внимания, продолжила неспешно управлять столом:

– Павлик, курица – это тоже шашлык. Что Дон? Дон придёт и будет есть курицу.

– Пётр, это мятые помидоры с перцем. Это для детей. Мой фирменный соус в зелёной бутылке.

– Лиза, какая у тебя заколка. Мамина? Твоя? Молодец, хороший вкус. И пучок делает, и косичку, и хвостик? Девочки так рано могут становиться элегантными. Ты будешь настоящая модель.

Лиза приняла позу общего угасания и пресыщенности жизнью, но эффект сгубили вернувшиеся из бани мужчины: справа и слева от Пети, погремев стульями, уселись Андрей и Караганда. Дон, завёрнутый в полотенце, как румяный пирожок в бумагу, сел с торца стола, напротив Тёти, на полу скульптурой замер Поль, в торчащих иголках мокрой шерсти. Вся эта пышущая красными щеками, паром и дыханием смесь ароматов сговорилась с запахами мяса, высмеяла и прогнала композицию редких тропических цветов, с таким трудом подобранную Лизой для пупка, а восточный аромат, спрятанный в её волосах и сильно прибавляющий возраст, извратила так, что впору бежать в душ…

– Все в сборе, – Тётя уместила баклажаны между тарелками с курицей и бараниной. – Давайте начинать.

Караганда наполнил четыре бокала, но Маруся протянула свой, и нужен новый сицилиец. Анжуйская дама надиктовала Рафаэлле рецепт румяных щек по-французски. Лиза приняла ухаживания Дона – выбрала между соком и морсом. Первый неспешный, немного распаренный тост, вскоре второй и третий. К анжуйской красотке в компанию добавлен новый кавалер. Тётя успевает быть родной матерью для всех:

– Дон, ты курицу так и не попробовал? Павлик больше тебя съел.

– Лиза, ты разве сыта? Ты ничего не съела. Вечером мало ешь? Вот ещё новости.

– Андрей, а почему ты никогда Игоря не приглашаешь на дачу?

Андрей показал указательным пальцем на Караганду и Петю, которые ухмыльнулись при упоминании Игоря, адвоката, который с ними вместе в армии не служил. И вообще не служил.

– Надо его обязательно пригласить. Мне кажется, он интересный собеседник.

Взгляд Тёти пролетел к Андрею, потом рикошетом ударил Марусю. Локти девушки поставлены на столе узко, до боли в плечах, пустой бокал повис в выгнутых пальцах, всё вино на щеках, а упрямые сапфиры глаз смотрят через стол, ищут пару.

– А? Что? – Рафа в третий раз спрашивает у неё рецепт соуса, и Тётя обещает, потом опять тревожит Андрея. – Обязательно в следующий раз привези Игоря.

Андрей обещал. Лиза, Дон, опять зачем-то Лиза, Караганда. Павлик сказал детский тост. Аплодисменты. За дядю Сашу, за баню, за дядю Петю, за шашлык, тост за хозяйку дома. Стекло бокалов терпит слова, а разговор идёт по кругу, прыгает через головы, но всегда возвращается во главу стола и Тётя Александрина пускает его по новому кругу.

Весь вечер дом следовал за солнцем, не выпускал тепло из-под маркизы. С последними лучами для детей включили обогреватель, вынесли пледы, садовые фонарики добавили волшебства. Настало время десерта. Тётя поставила бутылку крепкого померанцевого ликера. Бутылки с ним хранятся отдельно, где-то в её кабинете, и точное их количество – тайна, а история первого глотка, как и потеря девственности, – тайна тайн. Марусины пироги разогреты в духовке, перевёрнуты и водружены на стол. Зажгли цветные свечи-трубы, разложили шарики мороженого, малышей заставили спеть песенку. Пироги на свежем воздухе захмелели, напыжились от важности и бесстрашными генерал-полковниками по очереди атаковали нож. Среди общих восторгов Тётя наградила внучку рюмкой ликёра с условием, что та споёт под гитару. «Петь? А что мне за это будет?» – Маруся откинулась на спинку кресла. Она очень бледная, рюмка уже пуста, и смотрит девушка не мигая, прямо через стол.

Вскоре малыши закапризничали и Рафа пообещала им новое волшебство: наверху, в мансарде Маруся расскажет сказку всем, кто умоет глазки, Дон и Лиза тоже пойдут слушать, все могут вернуться за стол после сказки. Это старый трюк. Мансарда не отпускает детей до самого утра.