Сергей Остапенко - Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I

Рынок встретил их закрытыми воротами. Подле них прохаживались страпоры, пресекавшие попытки проникнуть внутрь. У ворот рыночной площади творилось столпотворение. Людской гвалт, сигналы машин, ругательства. Кое-как она сумела припарковаться (насчёт чистоты выполнения этого манёвра Маша переживала больше всего). Ратмир Фрейнир наказал девочкам оставаться в машине, а сам вышел и нырнул в гущу негодующих мужчин, выяснять в чём дело. Его лицо и массивную фигуру хорошо знали в Бугорках, и по службе, и как бывшего выборного поместной громады. В отличие от многих других представителей власти, его до сих пор уважали. Фрейнира не так-то легко было прогнуть, если он считал что прав. Кроме того, никто не мог попрекнуть его, что он что-то имел из городской казны.

Фрейнир нашел кого-то в толпе. Маша узнала в грузном мужчине городского голову.

Из-за гвалта трудно было разобрать их разговор. Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз торговля остановилась. На душе становилось всё тревожнее. «Ты же знаешь, я это не решаю» – услышала она голос вышедшего из себя головы.

– Представляешь, Фёкла рассказывает всем, что твой отец заплатил кучу денег, чтобы ты заняла первое место. Я ей сказала, что это бред, и ты сама победила, – Василиса воспользовалась отлучкой старшего Фрейнира, чтобы поделиться свежими сплетнями.

Маша закатила глаза:

– Это ещё что. Гаврила брешет, что я переспала с половиной жюри.

У Василисы приподнялся один уголок губ:

– А ты?

– Что – я? – не поняла Мария.

– Спала? – решилась Василиса.

– Ты что, с ума сошла?

– Да не с жюри. С Германом?

– Боже. Ты нашла, о чём поговорить.

– Так что?

Маша вздохнула.

– Он даже не знает, что нравится мне.

– Серьёзно?

– Вполне.

– А ты ему нравишься? Как думаешь?

Ответа на этот вопрос у Марии не было. Она наблюдала, как отец, закончив один разговор, окликнул знакомого и снова ввязался в беседу. Маша взглянула наверх, обвела глазами небо, перевела взор на крышу родного учебного двора, находящегося в двух кварталах, потом ещё дальше, на лекарню, видневшуюся на другом конце города, на исполинские терриконы, вонзившиеся в небо на горизонте. Кроме леса все детали пейзажа этого городка были ей ненавистны.

– Не знаю, Вася. Иногда кажется, что я ему интересна только как свободные уши во время совместных пробежек. А иногда думаю, что ему ничего кроме его игры в подполье и не важно.

– Так это только игра? – поинтересовалась Василиса.

– Для него всё всерьёз, – сказала Маша. – Но со стороны всё это выглядит как отроческие игры.

Отец отходил от них мрачным, а вернулся и вовсе как грозовая туча, жестом показав дочери пересесть назад.

– Пап?

– Сейчас объясню.

Отец сам сел за руль и завел двигатель. Повисла пауза.

– Трудные времена настали, девочки, – сказал он. – Нам всем нужно перестать думать о чепухе и сосредоточиться на том, чтобы пережить это время. А север возьмет своё.

– Север возьмёт своё, – нестройно отозвались подруги.

– Мёрзлым векам больше не бывать…

– …и потопу нас миновать, – закончила Маша. – Отец, что происходит?

Фрейнир сдержанно выругался в рукав.

– Да всё одно к одному. Говорят, в сёлах на трассе между Бугорками и Деркуланумом бушует смертельная эпидемия. Народ мрёт поголовно. Пока не могут понять что это за хворь. Объявлено, что источником заражения может быть продукция местных крестьян. Правда это или нет – не знаю. Но знаю, что с сегодняшнего дня запретили продажу мяса домашнего скота, свиней, птицы и огородной продукции. Под запретом всё, что выращено и выкормлено дома, без разрешения поместных громад 24 24 Поместная громада – совет населённого пункта или территориальной единицы в Укровии. . Переходим на новые правила производства и продажи продовольствия. Без разрешения продавать нельзя, будет считаться опасным для здоровья, изыматься и уничтожаться. А чтобы получить разрешение, нужно заплатить гору денег в казну. И взятку сверху. Чтобы выращивать для себя, тоже придется платить, чтобы проверяющие закрывали глаза. В общем, мужики совещаются, то ли начинать резать скотину, чтобы не платить штрафы, то ли браться за топоры и идти к бугорковской громаде, требовать справедливости. Я не знаю, чем кончится, но чувствую, будет голод.

– А мои родители собирались в этом году не только картошку, но и кукурузу сажать, – воскликнула Василиса. – Чтобы экономить…

– Бред какой-то. Я не хочу есть эту завозную отраву из торговых сетей, – возмутилась Мария.

– Ничего не поделаешь. Вступает в силу торговое соглашение с Транскенааникой. Укровия уже давно на эти правила перешла, а у нашей автономии был переходный период. Но что-то в высоких кабинетах поменялось и решили, видимо, что для нас слишком много чести. Понимают, что Евразилия теперь не вмешается… В общем, продавать лавку придется даже раньше, чем я думал. Если найдется покупатель, конечно.

– Понятно, – протянула Маша. – Час от часу не легче. А заразу точно не прахманы распространяют?

– Да какие прахманы… Тут свои шишки хуже Арходрогора. Это не самое страшное, – понизил голос отец. – Василиса, закрой уши.

Та послушалась или притворилась.

– Феодосия Иоанновича сегодня ночью арестовали.

Сердце ёкнуло и затаилось, конечности похолодели, неприятная испарина стала пропитывать одежду. Вот тебе и игры в подполье. Доигрались.

Маша прекрасно знала этого всеми любимого учёного мужа, преподавателя истории в их учебном дворе. Знала, как друга семьи и как вдохновителя местного сопротивления, кумира Германа и его единомышленников. Они с женой жили неподалёку, тяжело перенесли смерть сына. Иногда приходили в гости и вели жаркие споры с Фрейнирами. Феодосий Иоаннович повторял, что Богоросия не может существовать в составе иноверческой Укровии, что древнескифская область Бугорика, унаследованная склавинами, готами и сарматами, является сакральным центром Евразильской империи, и что Евразилия будет чахнуть и вянуть пока не вернёт себе свой исконный очаг государственности. «Мы не стелились четверть века под Кенааном, – шумел он после очередной бутыли отцовского полугара, – и из-под новой оккупации уйдём. Домой! А дом наш – Евразильская империя!».

Маша знала, что на занятиях, в учебном дворе, он вынужден был говорить вещи, в которые не верил, но после учёбы, собираясь с подростками под ширмой краеведческого кружка, он своими идеями тайно вдохновил не одно мальчишечье сердце. Ей он, правда, казался идеалистом, речи которого точно не могут быть никому опасны. Но вот теперь он где-то в подвале даёт показания страбезам 25 25 Страбезы – стражи безопасности. Просторечное название сотрудников Острога громадской безопасности (ОГБ). из Данапры. Быть может, имена Германа и его друзей уже с кровью вылетели из его грудной клетки после очередного удара. Впрочем, Маша не знала, как на самом деле выглядят допросы, пытки и подвалы охранки, но представляла их себе в самых мрачных красках.