Екатерина Аполлонова - Наяву

Приличное время спустя мой отец получил от него в Москве письмо с требованием возместить деньги, которые, как он считал, так и не получил обратно. Отец спросил меня, всё ли мы отдали, я повторил ему весь рассказ, как он был, по правде. Отец порвал письмо, бросил в унитаз. Не стал отвечать.

Помню последние минуты в интернате. Я иду на выход с чемоданом и слышу, как одна из воспитательниц, которая работала с нашим классом в прошлом году, бросает мне в спину: «Уголовник!» Мне было больно.

Много позже, когда я затосковал по Ливадии и захотел вернуться, учителя сказали кому-то, кто хлопотал, что напишут заявление об уходе, если это произойдёт. Мне мама тогда передала. Правда ли? Обидно. А ещё я, наверное, какое-то время состоял на учёте в милиции. Но это не точно.

Эта история показала мне, что не следует доверять людям, что предать могут все. После этого я предпочитал всё делать в одиночку.

Мой первый снег в Ялте

Вечереет. Я в автобусе еду по серпантину Большой Ялты. Пятиклассник. Мне одиннадцать лет, тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Думаю, что это был декабрь. Я направляюсь из Ливадийского интерната в Ялту на кружок по ИЗО. Идёт снег. Мой первый снег в Ялте. Эта картина поражает моё воображение: белый налёт, покрывающий кипарисы, кусты, розы. Всю буйную тропическую растительность.

Снег влажный, но это не снег с дождём. Не тает сразу. Температура близка к нулю. Воздух тоже влажный, сочный. Яркие экзотические ароматы смешиваются с ароматом снега. Я в восторженной медитации от увиденного. Дыхание ровное, расслабленное, глубокое. По телу разливается тепло. Мне даже немного жарко, несмотря на прохладную для Ялты погоду.

Автобус постепенно спускается вниз к центру по дорожным зигзагам. Привычные виды, но иные, преображённые снегом. Я словно попал в прекрасную сказку. Картины за окном меняются, и я наслаждаюсь новыми пейзажами, открывающимися мне при каждом повороте автобуса. Затейливые ялтинские домики, покрывшись снегом, превратились в волшебные жилища. Мне кажется, что они наполнены теплом, светом, счастьем, что там живут особенные, прекрасные люди. Живут спокойной тихой духовной жизнью. Они читают умные, интересные книги. Ходят на работу, по прочим делам, всюду неся свет доброй мудрости и знания. Развивают постоянно свою Душу, даруя её свет другим. У них всё ладно, у них гармония. Даже огорчения и сложности, с которыми они встречаются, прекрасны. В них есть своё особое удовольствие, смысл.

Чувствую сожаление о том, что я не такой. Что ко мне эта гармония пришла только благодаря этому снежному чуду. Знаю, что грядёт момент, когда оно покинет меня. Когда я буду вспоминать эти минуты счастья. И порыв: «Я стану лучше, глубже, чище, умнее, прочитаю и изучу множество книг, буду многое уметь и войду в их прекрасный мир навсегда».

Сегодня я просто должен работать: развивать, развивать, развивать себя.

За окнами проплывает затейливый многоэтажный особнячок, словно из прошлого века. Прекрасный лепной фасад в пастельных тонах. Интересно изломленная крыша с уголками пирамидой поднимается над полубашенками. Кажется, что там живёт потомок Чехова. Тонкий, добрый, интересный человек. Он сейчас читает какую-нибудь книгу или пишет свою. А перед его домом заснеженный кипарис, окружённый такими же заснеженными лавровыми кустами. Жёлтый свет из окошка.

Город постепенно погружается в темноту ночи. Все краски – снег, тропическая зелень – темнеют. Уходят в сероватую синеву, теряют объём. Мир погружается в тишину. Звуки становятся мягче. Словно я не на улице, а в большой комнате, устланной коврами. Чёрное море преобразилось в загадочный и прекрасный фантастический пейзаж. Снежные тучи преобразились в сказочные горы и острова, покрытые чудесной растительностью. Доминируют тяжёлые, тёмно-голубые тона, местами окрашенные нежно-розоватыми оттенками, слегка присыпанные золотым, словно волшебные сады в цвету. Всё это отражается в море. Преломляется в его неспокойных тёмно-голубых и сероватых волнах. Сложно провести границу. Понять, где кончается одно и начинается другое.

Вижу присыпанный снегом цветущий розовый куст. Сердце замирает от восторга. Дыхание на секунду останавливается. Вспоминаю близких, семью: отца, маму, бабушку. Они так любят природу, так тонко чувствуют её красоту, так восторгаются ею. Их сейчас нет рядом. Как бы я хотел поделиться с ними этой красотой, своим счастьем.

Жадно всматриваюсь во всё вокруг. В каждую веточку. В каждый нюанс. Хочу запастись впрок этим счастьем. Чувствую грусть. Счастье и радость ускользают. Их нельзя закрыть в бутылочку и оставить про запас. Моя борьба только ослабляет чувства. Моё ощущение прекрасного проходит. Вижу своё поражение. И в какой-то момент сдаюсь.

Но мир словно улыбается мне своей мудрой, всепонимающей и всепринимающей улыбкой. И красота возвращается – я не удерживаю её. По мне разливается тепло, и я улыбаюсь миру, Вселенной, тому доброму и прекрасному, что заботится обо мне, любит меня, счастливой, блаженной и благодарной улыбкой. А в голове звучит песня, которую любила бабушка и часто напевала её мне своим слабым тонким голосом:

Всё пройдёт, и печаль, и радость,

Всё пройдёт – так устроен свет,

Всё пройдёт, только верить надо,

Что любовь не проходит, нет.

Как я подрался в школе

Когда вспоминаю этот случай, каждый раз задаю себе один и тот же вопрос: где я себе тут вру, что приукрашиваю, что скрываю?

Это был мой первый день в школе №42 после возвращения из Ливадии, где я провёл два года в интернате для астматиков. Седьмой класс. Мне тринадцать лет. Это был интересный период. Я спрашивал у себя: кто я? А не трус ли я? Был недоволен собой.

В Ливадии мы с уважением относились друг к другу. Это было так естественно, что я никогда всерьёз не задумывался, что может быть по-другому. И тут шок от встречи с «культурой» люберецкой школы. Унижение ребят-изгоев, когда группа здоровяков оплёвывала и обхаркивала слабого робкого мальчика. Я раньше не мог себе представить, что такое возможно. В Ливадии были драки. Редкие. И всегда один на один. Джентльменский кодекс. А тут…

Обалдевший от всего этого, сижу на перемене у окна перед кабинетом. Ко мне подлетает неизвестный мне мальчик. Грубо теребит меня за волосы и уши. Это явная провокация. Я реагирую. Уговариваемся на драку один на один после уроков.

Позже я узнал, что он был сыном медсестры, маминой подруги, с которой она когда-то работала в детском саду. У него были две сестры-близняшки. Школьные красавицы. Он был старше меня на год и считался «авторитетом» среди хулиганов. Всего этого я тогда не знал. Да это было и не важно.

Укромное место возле школы. Куча зевак. Со стороны моего противника – друзья, шпана хулиганская. У меня нет друзей. Зато есть зеваки и товарищ-сосед-одноклассник Саша Иванов. Трус. Знаю, что он парень ненадёжный и меня не особо ценит. Хотя мы знакомы с детства.