Ант Скаландис - Меч Тристана

Гордон уняться не мог. (На то он и Гордон.) Денейлон тоже разошелся не на шутку. Андрол и Гинекол были вне себя, а уж Мерзадух с Вазеллиной просто кипели. Но главное, у Тристана с Изольдой появился теперь седьмой враг — зловещий горбун по имени Маленький Мелот из Аквитании. В истории с высокой сосной он был простым исполнителем: король приказал, колдун сделал. Приказ короля — закон, а против кого направлен — не его, карлика, дело. Теперь Мелота посадили в лужу непосредственно Тристан и Изольда. Аквитанский горбун был впервые за свою долгую жизнь изгнан с позором за плохо сделанную работу, и ему приходилось униженно скитаться по лесам, прятаться от людей и жить в землянке, словно какому-нибудь бродяге. Подобного оскорбления он не простил бы никому и отныне считал своими личными врагами и молодую жену, и любимого племянника короля Марка.

Карлик Мелот, сведущий в семи искусствах, сделался седьмым врагом Тристана и Изольды — в этом виделся символ, пронизанный мистической жутью. Ты можешь достаточно долго воевать один против всех, но на каком-то этапе всех становится слишком много. Побеждают, конечно, не числом, а умением, Александр Васильевич Суворов прав, но есть такие числа, на которые никакого умения уже не хватит. Толпа идиотов в одних рубашках и с голыми руками безо всякого военного мастерства растаптывает непобедимого рыцаря вместе с латами.

И такой момент близился. Запахло, как говорится, керосином. Но, может быть, потому, что в десятом веке запах керосина решительно ни с чем не ассоциировался, любовники вновь легкомысленно расслабились.

С каким наслаждением забрались они опять в свою теплую, уютную баню! Ну прямо как будто в двадцатый век вернулись. Спокойно, хорошо, мило. Все трудности позади, и катайся теперь как сыр в масле хоть до самой старости. Такое было ощущение.

А меж тем верные слуги Перинис и Курнебрал уже рассказали им о большом совещании баронов у короля Марка, уже предупредили о надвигающейся опасности. Да только любовь поднималась выше всех опасностей, любовь диктовала свои условия игры, и они оба восприняли поступившую от слуг информацию со спокойной и величественной отстраненностью. «Хорошо, хорошо», — кивнули они дружно, дескать, понятно все, понятно, и пошли в баню. И принялись там рассуждать о социопсихологии и национальном самосознании кельтов и посткельтского населения Британских островов. Очень своевременный получился разговор. Наверное, со стороны выглядели они особенно импозантно: этакие недомывшиеся философы, магистры без штанов.

А в окружении короля творилось неладное. Дело было так. Карлик Мелот, охваченный жаждой мести, подговорил баронов провести новую решительную беседу с Марком. И беседа состоялась. Сначала кулуарная, когда пятеро во главе с сенешалем пригрозили бросить службу при дворе, а король невесело рассмеялся и ответил:

— Так, значит, вы не лучшие из моих ленников, раз покидаете меня в трудную минуту. Что ж, уезжайте куда хотите! Я не стану жалеть о вас.

— Хорошо, король, — сказал Мерзадух. — Но прежде чем уехать, мы соберем в большой торжественной зале всех баронов королевства. Мы хотим знать их отношение к происходящему.

И общее мнение корнуоллской знати по этому поводу оказалось удручающе единодушным. За исключением двух или трех вассалов остальные заявили, что покинут Тинтайоль завтра же, закроются в своих неприступных замках с хорошо вооруженными верными отрядами и объявят Марку войну, если только он не пообещает им в ближайшее время изгнать Тристана. Из столицы? Да нет, из столицы недостаточно — вообще из Корнуолла, еще лучше — из Логрии, ибо этот рыцарь давно растерял все свое благородство, вступив в сговор с темными силами Аннона и, по сути, предав своего короля.

Марк слушал, слушал и вдруг понял, что они правы. Действительно, почему добропорядочные бароны должны терпеть все эти слухи, сплетни и пересуды? Что это за государство такое, где королева спит с племянником мужа, а если не спит, то почему король позволяет говорить об этом? В конце концов есть же Римский Закон, есть суд Божий, и все перед ним равны. Что кивать на личные счеты, на сложности отношений, на каких-то предателей и завистников, на прежние заслуги и прежние прегрешения, на обычную при любой власти драчку за наследство — разве в этом дело? Дело в другом: есть Римский Закон, есть Божий суд, и преступная любовь наказуема, ибо она вероломна и разрушительна.

И теперь уже Марк потребовал устроить испытание собственной жене и Тристану, не убоявшись прилюдного унижения. Чего бояться? Куда уж падать ниже? Теперь ему грозило только очищение или смерть от позора.

— Я хочу испытать их! — провозгласил Марк. — Зовите обратно этого карлика. Я даже готов извиниться перед ним, пусть только докажет, что магия его все-таки сильна.

И коварный горбун, ждавший этого момента, знавший наверняка, что триумф его неизбежен, въехал в Тинтайоль на белом коне и, торжественно пройдя в покои короля, поведал одному ему, только ему, лично ему, свой новый план, простой, как все гениальное.

Но Тристан и Изольда, сидя с переплетенными ногами в любимой большой бочке, доверху заполненной теплой водой, еще ничего не знали о возвращении Мелота. И обсуждали они вещи сугубо абстрактные.

— Слушай, — спрашивал Тристан, — почему у них тут все знахари, ученые, колдуны и прочая нечисть такие мелкие, уродливые и страшные?

— Ну, это же понятно, — объясняла Изольда. — Кельтская культура не слишком далеко ушла от законов природы. У них здесь царит почти естественный отбор. Знаешь, как становятся рыцарями?

— Как?

— А так же, как у нас спортсменами. Родился в простой крестьянской семье, но у тебя косая сажень в плечах. Берешь дубину и побеждаешь случайно встреченного на дороге человека в латах и с копьем. Все. После этого ты называешься оруженосец. В оруженосцах походил какое-то время, отличился доблестью небывалой, то есть опять же преуспел в смертоубийстве и увечьях, — посвятят тебя в рыцари. А это уже высшая знать — голубая кровь, белая кость. Но и на этом естественный отбор не останавливается. Лучших своих людей, цвет нации, они регулярно калечат и подвергают массовому истреблению на пышно обставленных и всеми любимых рыцарских турнирах. Прямое продолжение традиции гладиаторских боев. Только римляне умнее были — они для этих зрелищ рабов использовали. Британцы же высокородные молотят друг друга безо всякой жалости. Видишь, как все просто. У них пока еще не сформировалась аристократия в нашем понимании. У них натуральный естественный отбор: кто смел, тот и съел.

— Маш, а ведь я про карликов с горбунами спрашивал.