Стасс Бабицкий - Без пяти лет апокалипсис

Тут он достал из кармана пожелтевшую фотографию с заломами и оторванным уголком. Улыбающиеся мужчина и женщина, надпись по верхнему краю: «Привет из Крыма, 1967». Семейная реликвия! Только русские настолько сентиментальны, чтобы таскать годами кусок картона с выцветшими предками, имена которых уже и не вспомнить. Подарок удался, девочка провела день в раю. Но потом пришлось очнуться в опостылевшей реальности.

– С тех пор сидит целыми днями у окна, как царевна-несмеяна, – развел руками Фрол. – Держит возле уха ракушку, привезенную с пляжа. Говорит, там море шумит.

Отец, разумеется, во всем винил себя. Хотел как лучше, а вышло… Девушка угасает на глазах, врачи сказали, долго не протянет. Потому шахтер заключил новую сделку с Корпорацией: будет работать, пока дочке не станет совсем худо. А после отправится с ней к тому же теплому морю, – хоть на час, хоть на минуту, на сколько хватит эребуса – чтобы проводить в последний путь.

– Мечтает дочка теперь об одном: как только почувствует приближение смерти, окунуться в море и плыть на закатное солнце, покуда хватит сил. Чтоб потом душа ее взлетела и стала чайкой или альбатросом.

– А ты? – спросили сразу несколько голосов.

– А я сяду на берегу и зарыдаю. Наверное…

Киф прекрасно понимал мечту девчонки, во многом созвучную его собственным планам. Единственное, что не укладывалось в голове – отчего Фрол трудился ради другого человека, пусть даже и родной дочери. Люди ведь так не поступают?! Во всяком случае, не встречались такие прежде, за всю жизнь. А русский и соседям помогал. Когда шахтер, надрываясь, тащил отколотый кусман зеленухи, – слишком тяжелый для одного, – подхватывал за неровно обрезанный угол и помогал грузить в вагонетку. На обратном пути, как только сняли шлемы, Киф выпалил:

– Делиться не буду! Даже не надейся!

– На здоровье, – хлопнул его по плечу Фрол.

Откуда это берется? Радушие, так кажется, называется. Он что, не понимает: здесь каждый сам за себя? Никто не прикроет спину, не оттолкнет, если сзади пойдет ледник. Эгоизм, возведенный в степень. А этот… Всегда старается плечо подставить. Рубит Стену – песню мурлычет, говорит, так легче работается. Самый сумасшедший маньяк из всей здешней компании.

Иногда Фрол совсем уж безумные вещи рассказывал. Что будто бы та самая последняя война началась не от людской злости или ненависти. А от жадности.

– Ты пойми, дружище, все эти президенты, правительства и короли, на самом деле были марионетками. А кукловоды всегда оставались за ширмой. Абсолютную власть захватили богатейшие семьи и компании, вот они планету и контролировали. Не государства, нет, границы давно стерлись. У кого в руках ресурсы, тот и правит.

– Как рэкетиры, – кивал головой Киф, вспоминая знакомые криминальные схемы.

– Именно. Так же, как сейчас Корпорация. А когда кончилась нефть, они запустили ядерные боеголовки. Чтобы выживший мог править остатками этого мира.

Скорее всего, так и было. Фролу уже изрядно за сорок, помнит довоенные времена получше Кифа. Беседовали они мало. В забое невозможно, а в батискафе слишком много людей – поди пойми, кто настучит бригадиру. В столовой, за завтраком, тоже не удавалось: каждая консервная банка вычерпывалась в десять ложек, успеешь от силы пару фраз вмять в синтетическую пасту и добавить к сытому брюху. Свободное время появлялось только перед сном и, хотя уставшее после смены тело требовало немедленного сна, мозг впитывал слова, как губка.

– А почему именно наша Корпорация уцелела в войне? – спросил однажды Киф.

– Повезло. Австралийский синдикат был наиболее слабым бизнес-проектом. И про него попросту забыли. Когда дым пожарищ рассеялся, стало ясно, что остальные континенты погибли, а наш дышит на ладан, но все-таки дышит. А потом нашли эребус. Дар небес! Его запасов вполне хватит, чтобы наладить нормальную жизнь для оставшегося человечества. А там, глядишь, изобретатели докумекают, как возродить мертвую планету… Но энергия зеленых камней тратится впустую, на бессрочные путешествия капиталистов в прошлое, где живут они в ус не дуя, прожигая будущее. Разменивая величайшую ценность на свои никчемные развлечения. Жадность этих упырей погубит и жалкие остатки этого мира, – Фрол оглянулся по сторонам, не подслушивает ли кто, и понизил голос. – Надо устроить революцию. Захватить склады с зеленухой, а главное – разбить машину времени с ее чудо-излучателем в мелкие дребезги. Чтобы не осталось никакой возможности сбежать из этой затхлой, унылой, отвратительной реальности. Забыть к чертовой матери прекрасное прошлое! Тогда останется только один вариант: строить нормальное будущее, в котором у каждого появится шанс увидеть солнце, море, траву и лес.

– И все заживут, как короли из сказок?

– Нет, конечно. Все будут по-прежнему тащить свой крест. Но без гнета проклятой Корпорации каждому станет чуточку полегче.

Киф понимающе кивал. Что тут непонятного: тронулся умом мужик от горя, планету оплакивает, как дочку родную. Но девочка уже не выздоровеет, диагноз слишком серьезный, да и планета неизлечима. Даже если найдется вождь, который поднимет людей на борьбу с Корпорацией. Даже если ему удастся победить и получить все запасы эребуса. С чего при этом отказываться от путешествий в прошлое? Представьте себя на месте лидера повстанцев… Вы бы точно ни секунды не раздумывали, а сразу нырнули в райские кущи с пляжами и блондинками. Самых верных соратников можно взять с собой, а на остальных плевать. Зачем ковыряться в грязи, дерьме и пепле, пытаясь сделать серое будущее чуть менее светлым. В прошлом лучше – не надо ничего возрождать, все уже готово к употреблению. Или революционерам жадность неведома?! Киф мог бы все это высказать, но лень спорить с сумасшедшим. Да и спать пора. Глаза слипаются…

За те несколько месяцев, что Фрол батрачил поблизости, чаще думалось о дружбе. Ну не совсем так, конечно. Киф чуть-чуть оттаял, иногда на его лице проглядывала тень веселья и радости. Однако же это ничего не значило: тех четверых, в пустыне, он убил с точно таким же выражением лица. Почему люди склонны доверять улыбке? Проще всего подделать дружелюбное настроение, всего-то надо растянуть губы.

Вот так.

Его тонкий рот изогнулся, хотя на душе было неспокойно. Сегодня последний день работы в шахте, осталось добыть на свой счет всего килограмм зеленухи. Для верности – два. Это не повод для волнений, поскольку куда меньше привычной нормы, которую Киф нарезал за смену. Древний Египет так близко, что уже можно разглядеть пирамиды, как на той дурацкой афише… Но его уже не первый день грызли сомнения. А что если Клеопатра его не выберет? Тогда, получается, зря он горбатился у Стены столько лет. Может быть прав Фрол? Лучше стребовать за накопленный эребус тонны еды, сменять консервы на черном рынке на оружие, а потом захватить Корпорацию. При успехе затеи не придется помирать в прошлом. Неудача тоже в плюс: пристрелят охранники – быстрее отмучится.