Валерия Лагутина - Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть

Служки ослабляют цепь и чудовище бросается на беззащитных людей. Кто-то, не выдержав психологического натиска, бросается бежать, других сковывает страх, и они падают на песок там же, где и стояли.

А ящер, разинув огромную пасть, извергающую вонючую слюну, над несчастным, хватает его зубами, подбрасывает верх и, вытянув шею, ловит его дрыгающее ручками и ножками тело. Мгновение – и то, что когда- то было человеком кровавыми кусками падает в его желудок, легко пройдя по пищеводу.

–Ах!– выдыхает поражённая публика.

Молодой мужчина спотыкается, падает на спину и, увидев занесённую над ним лапу, пытается отползти. Но тёмная тень нависает всё ниже и ниже. Истошный крик замолкает так же резко, как и начинается и только мокрое пятно на песке напоминает зрителям о том, что здесь кто то лежал.

–Сожри их!– кричит с трибуны пожилой мужчина, высунув руку в проём между решётками.

Ящер резко поворачивает морду в его сторону.

Круглые жёлтые глаза дикого зверя встречаются с выпученными от возбуждения, жаждущими кровавого зрелища глазами человека.

Звериный оскал лица и струйка слюны, текущая из уголка рта по гладко выбритой челюсти, высоко вздымающаяся под одеждами грудь… Всеми своими мыслями человек там, внизу разрывает тела несчастных, измазываясь в их тёплой крови, наслаждаясь их истошными криками.

Ящер медленно приближает морду к решётке и мужчина, мгновенно превратившись из кровожадного охотника в испуганную жертву, и, закрыв лицо руками, падает назад, на подхвативших его спину зрителей.

Рывок цепи служкой заставляет чудовище взреветь и обернутся в сторону арены, по которой носятся, падают, ползают, ища убежище приговорённые.

Вот они! Люди – цари природы!

Как ничтожны и малы перед лицом смерти!

Мощный удар унизанного шипами хвоста отбрасывает в сторону группу разорванных тел так высоко, что некоторые из них ударяются о защитные решётки и люди, стоящие за ними, с криками ужаса и восхищения на мгновение отступают назад, вглубь ложи.

Настигая своих жертв огромными мощными шагами, сотрясающими землю, чудовище бьёт их одного за другим шипами своего хвоста. Он рвёт их зубами, передними коротенькими лапами и отправляет целиком или по частям в отражающую на зубах огонь пасть до тех пор, пока только мокрые пятна и остатки разорванных тел не останутся на взрыхлённом ногами песке.

Насытившееся животное удовлетворённо взвывает и, звучно цокнув зубами, в развалочку покидает арену, оставляя глубокий след на залитой кровью арене, подбирая по дороге недоеденные куски.

Мгновенье тишины и тысячная толпа удовлетворённых зрителей взрывает своды бурными аплодисментами и восхищёнными криками.

Побелевшие от увиденного северные купцы вытирают выступившую испарину с висков, испуганно переглядываясь друг с другом.

–Что это было?– дрожащим голосом спрашивает Торвальд у сидящего рядом с ним весело присвистывающего мужчины в дорогих одеждах.

–Это? А! Так! Для разогрева. Самое – самое должно быть дальше, – как ни в чём не бывало, отвечает тот, подмигнув купцу.

«О, боги! Что может быть ужаснее?»– вздыхает Торвальд и, словно отвечая на его немой вопрос, на арене появляются ряды хорошо вооружённых гладиаторов.

Глава 7

В то время, как публика неистовствует от происходящего на придворной арене, по причалу, низко согнувшись, оглядываясь по сторонам, замотанный с головы до ног в длинный тёмный плащ в деревянных башмаках крадётся человек.

Проходя мимо стоящих кораблей, он внимательно прислушивается к разговорам, слышащимся с палуб.

На одной из них, покуривая длинную трубку и сложив ноги одна на другую, сидит Малыш и с умным видом рассказывает собеседнику, хлебающему похлёбку из деревянной чашки, о своих впечатлениях от иноземного двора.

–И что, как там, у Владыки?– отхлебнув в очередной раз и шмыгнув сопливым носом, с интересом спрашивает Дохлый.

Человек, крадущийся по причалу, прислушивается к разговору и, оглянувшись по сторонам, снимает с себя плащ, аккуратно сворачивает его, привязывает к спине, туда же привязывает деревянные башмаки и, быстро нырнув в воду, плывёт вдоль судна.

Малыш, глубоко вздохнув, важно посмотрел на парня и так просто, будто для него это такая же истина, как каждый день палубу драить, ответил:

–Бабы почти голые.

Дохлый судорожно сглотнул слюну и отставил чашку в сторону, пододвинувшись ближе к рассказчику:

–Да ну!

–Точно говорю! Пусть боги меня покарают, коли вру!– бьёт себя в грудь Малыш.

Дохлый, качая головой, встаёт, поднимает чашку с недоеденной похлёбкой и, направляясь к борту корабля, тихо шепчет:

–Надо ж, голые! Это как, – поворачивается он к Малышу, – совсем, что ли?

–Да нет! Чуть прикрыты.

–Как так?– Удивляется Дохлый и выливает похлёбку в море.

Тонкой струйкой жёлтая жижа льётся прямо в море недалеко от плывущего мимо корабля мужчины.

–И титьки из одежды выглядывают. Пышные такие. Мягкие.

– А ты что, щупал, коли так говоришь?– недоверчиво спрашивает Дохлый, возвращаясь на место.

Мужчина за бортом видит свисающий с палубы якорный канат и быстро взбирается по нему на верх.

–Ну, – начинает Малыш и замолкает, прислушиваясь.

–Чего?

– Да так, показалось, – машет рукой Малыш и задумывается: « А классные у неё всё – таки были титьки. И жопа так, сочненькая. Надо бы с Дохлым сходить».

–Чего замолчал то?– нетерпеливо дёргает задумавшегося Дохлый, в упор смотря на него в жажде продолжения интересной темы.

– Чего?– огрызается недовольный прерванным воспоминанием Малыш.

– Ну, так чего эти, бабы ихние, хорошенькие?

Незнакомец ловко перебирал худыми, но, по всему видно, крепкими руками по якорному канату, как вдруг почувствовал, что плохо закреплённый на его спине башмак неожиданно слетел и тихо булькнул в морской воде.

Мужчина замер.

Малыш прислушался, встал и, подойдя к борту, перевесился через него, вглядываясь в чёрную гладь воды.

Неизвестный плотно прижался к корпусу корабля, схватившись свободной от каната рукой за прорезь для вёсел на верхней палубе.

– Рыба, наверное, – тихо пробормотал Малыш и повернулся к собеседнику, – ну, это, как сказать… Чернявые все.

Мужчина тихо выдохнул и, уцепившись за проёмы в корпусе, ловко стал перебираться по боку корабля в виднеющееся чуть дальше открытое окно капитанской каюты, прислушиваясь к разговору на палубе.

– Говорят, танцевать мастерицы? – продолжил расспрашивать Дохлый друга.

Малыш пожимает плечами:

– Может и так. Да только танец – не танец.

Он останавливается и пытается крутить круглым животом и бёдрами в разные стороны:

–Так, животом туда- сюда, туда – сюда…